Она была абстракцией абстракции: нереальным пересечением десятков ярких стекол, словно засветился изнутри и ожил рассыпавшийся витраж. Она кружилась передо мной, как стая рыбок. Ее мир был отдаленным эхом телесного существования Хелен: огоньки, острые углы и трехмерные эшеровские парадоксы, громоздившиеся сияющими тучами. И все же почему-то я узнал бы ее в каком угодно виде. Небеса – это сон: только проснувшись, понимаешь, что люди, которых ты там видел, совсем не похоже на тех, с кем ты сталкивался в реальной жизни.
В сенсорном поле я нашел лишь один знакомый ориентир – рукотворный рай моей матери пропах корицей.
Я смотрел на сияющую аватару и представлял себе тело, отмокающее в чане с питательным раствором глубоко под землей.
– Как поживаешь?
– Прекрасно… Прекрасно! Конечно, не сразу привыкаешь к тому, что твой разум принадлежит не тебе одной. (Рай не только питал мозги своих обитателей, но и кормился ими – использовал резервные мощности незадействованных синапсов, поддерживая собственную инфраструктуру.) Тебе обязательно надо сюда перебраться, и чем быстрее, тем лучше. Ты не захочешь уходить.
– Вообще-то я улетаю, – отозвался я. – Завтра старт.
– Улетаешь?
– Пояс Койпера. Ты знаешь. Светлячки.
– Ах да… Кажется, я что-то слышала. Понимаешь, новости из внешнего мира к нам почти не поступают.
– В общем, я хотел попрощаться.
– Я рада. Надеялась увидеть тебя без… ну ты понимаешь…
– Без чего?
– Ты знаешь. Не хочу, чтобы твой отец подслушивал.
Опять…
– Хелен, отец на задании. Межпланетный кризис. Может, ты слышала хоть какие-то новости?
– Разумеется. Ты знаешь, я не всегда терпеливо переносила длительные командировки твоего отца. Но, вероятно, все к лучшему: чем меньше времени он проводил с нами, тем меньше мог сделать.
– Сделать?
– С тобой, – призрак застыл на несколько секунд, изображая неуверенность. – Никогда тебе этого прежде не говорила, но… нет. Не стоит!
– Не стоит что?
– Вспоминать… старые обиды.
– Какие обиды?
Точно по звонку, привычка въелась слишком глубоко. Я ничего не мог с собой поделать – всегда тявкал по команде.
– Ну, – начала она, – иногда ты возвращался – когда был совсем маленький, – и у тебя было такое лицо… напряженное и застывшее, что я думала: почему ты так сердишься, малыш? На что может злиться такая кроха?
– Хелен, о чем ты? Возвращался откуда?
– Оттуда, куда он тебя водил, – на ее гранях мелькнуло что-то вроде дрожи. – Тогда твой отец еще не так часто уезжал, не был такой важной персоной – просто помешанным на карате бухгалтером, готовым болтать о криминалистике, теории игр и астрономии, пока не вгонит собеседника в сон.
Я попытался себе представить: мой отец – болтун.
– Это не похоже на папу.
– Само собой! Тогда ты был слишком мал, чтобы запомнить, а он был просто маленьким человеком. Им и остался, несмотря на все тайные задания и засекреченные инструкции. Никогда не понимала, как люди этого не замечают. Но даже в те времена твой отец предпочитал… ну это все же не его вина, наверное. У него было трудное детство, он так и не научился решать проблемы как взрослый. Предпочитал давить и использовать свое положение, можно так сказать. Я узнала об этом после того, как мы поженились. Если бы раньше, я… но я приняла этот груз и не бросила его.
– Хочешь сказать, что он издевался над тобой? – «Оттуда, куда он тебя водил». – Ты… хочешь сказать, что и надо мной?
– Сири, издевательства бывают разные. Порой слова ранят больнее пуль. А бросить ребенка…
– Он не бросал меня, а оставлял с тобой.
– Твой отец бросал нас, Сири! Порой на целые месяцы, и я… мы не знали, вернется ли он. Это был его выбор! Он не нуждался в этой работе, имел массу других специальностей, которые много лет назад ушли в прошлое.
Я недоверчиво покачал головой, не в силах произнести вслух услышанное: мать ненавидела отца за то, что у того не хватило любезности устареть.
– Отец не виноват, что мировая служба безопасности по-прежнему необходима, – произнес я.
Она продолжала, будто не слыша меня:
– Были времена, когда нашим ровесникам приходилось работать, чтобы свести концы с концами. Но даже тогда люди предпочитали проводить время с семьей, позволяли себе такую роскошь. А сознательно оставаться на работе, без особой на то необходимости – это… это… – Она разбилась и собралась вновь уже рядом со мной. – Да, Сири, я считаю это издевательством. И если бы твой отец был верен мне хотя бы вполовину как я ему…
