Однако практически неотличимые от современного человека по конституции и общей морфологии, вампиры радикально разошлись с сапиенсами на биохимическом, неврологическом и тканевом уровнях. Пищеварительный тракт у них укорочен и вырабатывает специфический набор ферментов, более подходящих для плотоядного. Поскольку каннибализм несет высокий риск прионной инфекции[81], иммунная система вампиров демонстрировала высокую устойчивость к прионным болезням[82], а также к большинству паразитических гельминтов и анасакид. Слух и зрение Homo sapiens vampiris намного превосходят по остроте чувства обычного человека. Сетчатки вампиров квадрохроматичны: содержат четыре типа колбочек (у человека их три) – четвертый тип характерен для ночных хищников, от кошек до змей, и чувствителен к излучению в ближнем инфракрасном свете. Серое вещество мозга вампиров, в сравнении с человеческой нормой, страдает от недостатка соединений в связи с относительной бедностью глиальной ткани, что вынужденно дает изолированным кортикальным узлам гиперэффективность и самодостаточность, а это, в свою очередь, является причиной исключительных способностей вампиров в области анализа и распознавания образов[83].
Практически все названные изменения являются следствиями каскадного эффекта, их можно, несмотря на разнообразие промежуточных причин, проследить до единственной мутации – парацентрической инверсии блока Xq21.3 на Х-хромосоме[84]. Эта мутация привела к функциональным изменениям в генах, кодирующих протокадерины (белки, играющие ключевую роль в развитии головного мозга и центральной нервной системы). Хотя неврологические и поведенческие изменения были радикальны, существенные физиологические нарушения оказались ограничены микроструктурами мягких тканей, которые не окаменевают. Это, а также исключительно низкая численность вампиров даже на пике популяции (связанной с существованием на вершине трофической пирамиды) объясняет практически полное их отсутствие в ископаемом состоянии.
Тот же каскад вызвал существенные выпадения в биохимии вампиров. В частности, они потеряли способность синтезировать ε-протокадерин Y, который встречается только у гоминид и кодируется генами, расположенными в Y-хромосоме[85]. Невозможность самостоятельно производить этот жизненно важный белок заставила вампиров получать его из пищи. Поэтому человек разумный составлял необходимую, однако крайне медленно воспроизводящуюся часть их диеты. Ситуация уникальная, поскольку, как правило, добыча размножается быстрее своего основного хищника, минимум, в несколько раз. В обыкновенных условиях такая популяционная динамика невозможна: вампиры уничтожили бы свою кормовую базу – сапиенсов, а затем вымерли бы от недостатка необходимых им питательных веществ.
Как средство для восстановления пищевого равновесия у вампиров развилась способность на длительный срок впадать, подобно протоптерам, в анабиоз[86] (так называемую «несмерть») с сопутствующим резким уменьшением энергетических потребностей организма. С этой целью организм вампира вырабатывает большое количество эндогенного Ala-(D) – лейэнкефалина (пептида, вызывающего зимнюю спячку у млекопитающих[87]) и добутамина, укрепляющего сердечную мышцу в периоды бездействия[88].
Еще одним побочным эффектом каскадных изменений стал «крестовый глюк» – слияние двух рецепторных сетей зрительной коры, обычно раздельных[89], которое приводит к большим эпилептическим припадкам, если сети, ответственные за восприятие вертикальных и горизонтальных линий, стимулируются одновременно на достаточно большом участке поля зрения. Поскольку в природе прямые углы почти отсутствуют, естественный отбор не отсеивал «крестовый глюк» до того момента, как Homo sapiens sapiens создал евклидову архитектуру. К этому времени признак оказался зафиксирован в популяции Homo sapiens vampiris посредством генетического дрейфа, и весь подвид, в одночасье лишившись доступа к главной добыче, вымер вскоре после появления у людей письменности.
Вы могли заметить, что Юкка Сарасти, как все реконструированные вампиры, в минуты раздумий пощелкивает языком. Считается, что это рудименты предкового языка, более чем за 50 000 лет до н. э. зафиксированного на нейрологическом уровне. Щелчковая речь особенно подходит хищникам, живущим в саванне: щелчки сливаются с шорохом травы, позволяя общаться, не спугнув добычу
