Таша безуспешно попыталась высвободить руку, но его пальцы еще сильнее сжали ее запястье.
— Ну же, Таша, — проговорил он, улыбаясь. — Неужели ты никогда этого не хотела? Это просто поцелуй. Чего ты боишься? Что тебе очень понравится? Давай, Таша, — сказал он еще более нежно, — закрой глаза.
Сначала Таша лишь молча смотрела на него, потому что была в такой ярости, что не могла вымолвить ни слова. Затем что-то дрогнуло внутри нее. Она не знала, почему сделала это, но вместо того, чтобы ударить его по лицу, Таша беспомощно уронила руку на колено и закрыла глаза. У нее возникла мысль, что он дразнит ее и что это просто шутка. Но затем что-то коснулось ее губ, что-то легкое, как крыло бабочки, и снова, и снова… Словно к ее губам подносили зажженную свечу, которая, слегка задевая их, обжигала пламенем. Таша пыталась не сдаваться, ее губы остались плотно сжатыми. И опять эти легкие прикосновения… но теперь чуть медленнее. Таша почувствовала, что задыхается. Ей показалось, что эти легчайшие прикосновения исходят не от ненавистного ей кузена, всегда такого надменного и самоуверенного, а от нежного, ласкового мужчины. Ее губы невольно ответили на поцелуй, обжегший подобно тягучему золотистому виски. Лед, сковавший ее сердце, стал постепенно таять, и она всецело отдалась во власть поцелуя. Кончик его языка скользнул по нежным губам. Ей показалось, что ничего подобного она не могла себе представить даже в самых смелых своих фантазиях. Таша издала тихий протяжный стон, растворясь в нежном дурмане, — тепло растекалось по телу, все несчастья постепенно забывались. А может быть, это всего лишь иллюзия? Пусть так, ей было уже все равно. Она позволяла ему целовать себя, ощущая терпкий пьянящий вкус его губ.
Он отстранился, а Таша все еще не могла прийти в себя.
— Можешь открыть глаза, — мягко произнес Чейз.
Она вдруг ощутила жгучий стыд. Зачем она поддалась минутной слабости? Что можно изменить поцелуем? Наоборот, теперь стало только тяжелее. Тепло и нежность как-то сразу исчезли, она вновь ощутила на сердце тяжесть и холод. Таша пристально смотрела на Чейза, как будто видела его впервые. Мягкие, чуть влажные от поцелуя губы, ослепительно красивые черные глаза под тонко очерченными, словно нарисованными, бровями, прямой нос и волевой подбородок.
— Ну и как тебе это, дорогая? — сказал он, приподняв бровь.
— Это было… — Таша запнулась, так как была поглощена исследованием его внешности. — Ты был прав, я ошибалась. Это ни с чем не сравнимо, но это только вопрос техники. Видимо, у тебя была богатая практика.
Чейз хотел было что-то сказать, но остановился. Спустя несколько секунд он медленно произнес:
— Так ты не хочешь чем-нибудь швырнуть в меня?
— Нет, — сказала она, с некоторым удивлением разглядывая его. — Я хочу переспать с тобой.
Чейз ошеломленно посмотрел на нее. Теперь они словно поменялись ролями.
— Что? Прости, что ты хочешь? — Чейз был настолько удивлен, что его прежняя уверенность в голосе пропала.
— Но ведь это была твоя идея, — напомнила она. — И ты прав: к этому надо относиться только как к физическим упражнениям. Не так ли? Мы оба получим удовольствие, а мне это поможет забыть обо всем, — жестко произнесла Таша.
Неожиданная грусть сменила на его лице прежнюю самоуверенность.
— О господи, — сказал он.
— Папа вернется еще не скоро. Нам только нужно подняться наверх. Или ты предпочитаешь сначала выпить? Проблема предохранения тебя не должна беспокоить — я принимаю таблетки.
Чейз взял ее руку, провел пальцем по ладони. Тепло пробежало по всей руке, она судорожно вздохнула.
— Таша, дорогая. Я знаю, это моя идея, но, вероятно, не самая лучшая.
— Почему? Ты думаешь, что не получишь удовольствия? — с вызовом поинтересовалась она.
— Нет, но… — Чейз не мог подобрать нужные слова.
— А, так ты считаешь, что я не получу удовольствия? В чем проблема? — спросила она нетерпеливо.
Он криво улыбнулся.
— Думаю, ты потом возненавидишь меня и себя. Ты, наверное, не сможешь ненавидеть меня больше, чем сейчас, но…
— У меня нет к тебе ненависти, — Таша резко прервала его, забыв, что в течение всей жизни считала Чейза позором их семьи. — Я просто считаю тебя эгоистом и трусом. Ты боишься, что я буду тебя преследовать?
