Хотя Марина пару раз чуть его не задела, зануда не отступал.
Марина решила бежать. Однако ее новый крылатый друг не отставал.
По мере того как ноги уносили Марину все дальше от школы, ее голова начинала работать обратно пропорционально расстоянию, избавлялась от чисел, и даже начала соображать. Если хорошенько поразмыслить, лысому было совсем нелегко заставлять Марину сидеть июльскими вечерами перед доской и заполнять ее цифрами.
Пробежав довольно большое расстояние, девушка почувствовала, что комар устает. Ей стало тоскливо. Как-никак, тот ее выручил. А также выходило, что и преподаватели не лишены чисто человеческих чувств, хотя и тщательно скрывают это.
— Марина! Марина!
Марина остановилась, огляделась вокруг, но никого не заметила. Понятное дело, кто же в такой час станет потеть на асфальте! Знакомые ей смертные коротали время на пляже, в бассейне или на диване в столовой с кондиционером.
— Марина…
Сомнений не оставалось. Шепот звучал из другого измерения, возможно, из мира сновидений.
Марина вздрогнула. А что если это голос Патрика, ирландца, о котором она грезила каждую ночь? Парня с влюбленными глазами и сверкающей улыбкой, героя ее тайных фантазий?
— Марина…
Голос напоминал дуновение ветра и звуки флейты, то есть принадлежал женщине. Остановившись, Марина снова огляделась вокруг, но ничего не обнаружила. Девушка даже посмотрела вдаль, прикрыв рукой глаза от солнца, чтобы лучше разглядеть, не возник ли в каком-нибудь окне неясный силуэт.
И снова ничего.
Марина стояла посреди улицы совершенно одна. Вокруг не ощущалось ни малейших признаков жизни — не наблюдалось ни машин, ни прохожих, ни даже полуоткрытого балкона. Так, наверное, выглядел город Нагасаки на следующий день после атомного взрыва.
Если не считать комара.
И вдруг Марина все поняла. Более того, все стало ей настолько ясно, что она схватилась руками за голову.
Девушка сделала это, дабы убедиться, что та на месте, принадлежит ей, и что не чужие, а ее собственные глаза видят этого комара, который вовсе не был комаром, если учесть, что комары не говорят, а также не обладают ни белокурой гривой, ни двумя крохотными ножками со всеми пятью пальчиками.
— Анхеле очень плохо, — отчетливо произнесла не поддающаяся классификации порхающая крошка, которую Марина еще несколько мгновений назад считала комаром.
Марина нелепо распахнула и закрыла рот. Ей хотелось сказать хоть что-то, хотелось ответить, но она не смогла выдавить из себя ни слова. Она видела то, что видела, а видела она девушку размером с половину ногтя мизинца, облаченную в лепесток фиалки.
Девица парила в воздухе на крохотных прозрачных крылышках. В ее ручке сверкал какой-то колючий предмет, тончайшая блестящая иголочка, недавно впившаяся Марине в палец. Вот почему ей показалось, будто ее укусил комар!
Ей не померещилось. Она ничего не придумала.
— Беги, скорее возвращайся домой, — настойчиво твердило видение. — Анхела тебя ждет. Ты слышишь меня?
Но Марина была просто не способна понять слова крошечного существа, парившего в воздухе на расстоянии пяди от ее носа. В ушах у нее жужжало, а еще она чувствовала резкую боль в том месте, где, по ее разумению, у нее находился мозг.
Марине не хватило времени выяснять, перегружены ли ее нейронные контакты или же дифференциал ее рассудка обнаружил неполадку в опознавательной системе прежде, чем взорваться. Серое вещество Марины взбунтовалось, отказалось думать и отключилось.
Девушка зашаталась, открывая и закрывая рот, будто рыба, выброшенная из воды, чувствуя, как слабеют и отказываются ее держать ноги.
Затем она окончательно перестала ощущать нелепую действительность.