Белокурая девица обратилась к нему с гримасой на лице, призванной имитировать улыбку.
— Наверное, я нечаянно наступила тебе на ногу?
— Мне?
— Да, тебе. Я… Анхела.
Цицерон оторопел.
— И ты хочешь узнать, как меня зовут?
— Да, хотелось бы. Мы ведь будем учиться вместе и…
Она собиралась ограбить его. Или это опасная сумасшедшая, коллекционирующая имена? А может, она член ассоциации сочувствующих девиц из бригады по борьбе с самоубийствами?
— Хорошо, меня зовут…
Цицерон раздумывал, назвать ли ей свое настоящее, но не впечатляющее имя, которое всегда вызывало вопросы, или ненастоящее — имя эльфа-охотника.
Пока он размышлял, белокурая девица, которая в действительности не имела ни малейшего желания узнавать, как его зовут, задала свой главный вопрос.
— На этой фотографии изображен ты, правда? — она вытащила из кармана джинсов старый снимок, на котором он в крике раскрыл рот, когда «Дракон Хан» делал вираж. Сестра раскошелилась на эту фотографию, чтобы посмеяться над ним.
Цицерон снова раскрыл рот. Как мог этот ужасный моментальный снимок попасть в руки крашеной блондинки? Ему не пришлось задавать этого вопроса, так как девица сама же на него и ответила. Более того, она не дала Цицерону и слова вставить.
— Дело в том, что я нашла ее в багажном отсеке.
— Не может быть.
— Точнее, фотография почти выпала оттуда, а я ее подобрала.
Цицерон наивно протянул руку, однако эта Анхела не вернула ему фотографию, как он рассчитывал.
— Нет, дело в том… я хотела попросить, чтобы ты мне ее подарил.
Цицерон замер с протянутой рукой.
— Зачем она тебе? — удивленно спросил он.
И тут девушка повела себя совершенно неожиданно. Она схватила Цицерона за руку, будто в той еще сохранились признаки жизни.
— Что у тебя на ладони?
Он понял, что она заметила его родимое пятно. Как утверждала Леонора, родинка человека говорит о том, сколь исключительна его мать.
— Это… это родимое пятно. Это же видно, разве не так?
— Да, я вижу, но это не пятно от грязи?
— Нет, оно не смывается. Оно у меня от рождения.
Девица вздрогнула, точно испытав отвращение, и Цицерон пожалел, что признался ей в столь интимных подробностях. Лучше было сказать, что это пятно от кетчупа, от свиной колбасы с перцем или от кровяной… Что происходит? Разве девицам можно доверять такие вещи?
— Ты не заразишься, точно.
Блондинка взяла его вторую руку и уставилась на нее с нездоровым любопытством. Любой мог бы подумать, что они держатся за руки.
— Эй, эй, что ты делаешь?
— У тебя еще есть родинки?
Вот так дела, она проявляла к нему интерес! Незнакомка напоминала туриста, фотографировавшего горилл в африканском заповеднике. Она была просто заворожена его родинкой и жалким снимком, сделанным в Порт-Авентуре. У нее, наверное, есть альбом странных типов и она коллекционирует людей с отклонениями.
Он огрызнулся.
— Зачем тебе моя фотография?
— Я знаю, тебе это покажется глупым, но я хочу тебе кое-что предложить.
Цицерон перешел к обороне. Он был на грани самоубийства и решил сделать вид, что ему все равно, но у него возникли сомнения. Ему захотелось, чтобы о нем осталась незапятнанная память. Он не потерпит никаких унижений!
— Я по ошибке сказала своей соседке, вон той девчонке, что ты мой парень. Не ты, а тот, который на фотографии. Не волнуйся, ты на ней почти не виден, и это хорошо, ведь она тебя не узнает.
Цицерона чуть удар не хватил. Он запаниковал, почти осознавая, что сейчас эта так называемая Анхела заболтает его до потери сознания.
— Дело в том, что я сказала ей, что мой парень был в Порт-Авентуре, и, обнаружив эту фотографию, она смутилась и спросила меня, не он ли это. Я ответила ей, что да. Ясное дело, я тут же поняла, что отступать поздно, иначе меня приняли бы за лгунью. Не знаю, понимаешь ли ты меня…
Цицерон ответил искренно:
— Нет, не понимаю.
Анхела-Марина тоже была откровенна.
— Мне все равно. Это очень просто. Ты мне подаришь фотографию, а с тобой лично я не знакома.
Цицерону не хотелось торговаться, однако его беспокоила упрямая физиономия девицы.
— А если я тебе ее не подарю?
Несмотря на то что он был робок с девушками, суровое лицо блондинки привлекало его.