— Алло?
Уэнди молчала.
— Меня подставили.
— Кто бы мог подумать. Погодите-ка, запишу, потом срочно отдам продюсеру — пусть сейчас же поставит бегущей строкой: «Экстренная новость: извращенец заявил, что его подставили».
Молчание. На мгновение Уэнди испугалась, что Дэн повесил трубку. «Глупо так срываться. Веди себя спокойно, доброжелательно, поговори с ним, добудь информацию. А повезет — поймай на лжи».
— Дэн?
— Это была ошибка.
— Я слушаю. Вы говорите, подставили?
— Ладно, мне пора.
Она хотела возразить, обругать себя за чрезмерный сарказм, однако почувствовала, что тут пахнет банальной манипуляцией. Это танго Уэнди уже танцевала, причем не раз с тех пор, как брала у Дэна интервью о его работе в приюте — за год до того, как устроила западню с камерой. Ей не хотелось увязать в деле еще сильнее, но и отпускать Мерсера просто так — тоже.
— Вообще это вы мне позвонили.
— Знаю.
— Итак, я готова слушать.
— Давайте встретимся.
— Я не в восторге от такой идеи.
— Тогда забудьте.
— Ну хорошо, Дэн, сделаем по-вашему. Поговорим в суде.
Тишина.
— Дэн?
— А ведь вы даже не догадываетесь…
Его шепот серьезно встревожил Уэнди.
— О чем?
Она услышала то ли всхлип, то ли смешок — по телефону не разберешь, — сильнее ухватила трубку и стала ждать.
— На случай если вдруг надумаете — сообщу вам о месте по электронной почте. Завтра в два. И приходите одна. Не захотите — ну что ж, рад знакомству, и до свидания. — Дэн дал отбой.
У шефа было открыто. Уэнди быстро заглянула к нему. Вик разговаривал по телефону. Он поднял палец: мол, одну минуту, — потом буркнул:
— Ладно, пока.
— Дэн Мерсер вышел на связь.
— Звонил тебе?
— Да.
— Когда?
— Только что.
Вик откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на пузе.
— Значит, уже рассказал?
— Говорит, его подставили, предлагал встречу, — начала Уэнди, но тут поймала на себе многозначительный взгляд. — А что? Что значит «уже рассказал»?
— Лучше сядь, — вздохнул Вик.
— Ой-ей.
— Вот именно — ой-ей.
Она села.
— Судья объявила решение. Из дела убирают найденные в доме улики, а из-за предвзятости прессы и наших передач еще и снимают все обвинения.
Уэнди похолодела.
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.
Вик молчал. Она закрыла глаза, чувствуя, как сжимается вокруг мир, и поняла, почему Дэн был так уверен в их встрече.
— Что теперь?
Шеф по-прежнему глядел молча.
— Я уволена?
— Угу.
— Вот так запросто?
— А чего тут — экономический кризис. Большие боссы так и так сокращают людей. — Он пожал плечами: — Кого, если не тебя?
— Я много кого могу предложить.
— Я тоже. Только среди них нет неликвидного товара. Прости, дорогая. Отдел кадров оформит документы. Вещи соберешь сегодня — в здание тебя уже не пустят.
Уэнди поднялась — шатко, оцепенело.
— Ты хотя бы боролся за меня?
— Борюсь я, когда есть шанс победить, а иначе какой смысл?
Она подождала. Вик изобразил бурную деятельность, затем, не поднимая глаз, спросил:
— Ждешь трогательного прощания?
— Нет, — ответила Уэнди. Потом добавила: — Почти.
— На встречу с Мерсером пойдешь?
— Да.
— Помни о мерах предосторожности.
Уэнди вымученно улыбнулась:
— Надо же — прямо как мама сказала, когда я пошла в колледж.
— Насколько мне известно, ты ее не послушала.
— Верно.
— Раз ты тут не работаешь и нам уже никто, официально советую держаться подальше от Дэна Мерсера.
— А неофициально?
— Найдешь способ его прищучить — что ж, на прежнее место героев брать проще, чем неудачников.
Дома ударила тишина, однако это еще ничего не значило. В свое время родители Уэнди по музыке, которая ревела в ее бумбоксе, понимали: дочь у себя в комнате. Нынешние дети носят на голове наушники, либо втыкают «капельки» или как они там еще называются и ходят с ними круглые сутки семь дней в неделю. Поэтому она не сомневалась: сын — за компьютером, слуховые каналы плотно закупорены; дом вспыхнет — не обратит внимания.
И все же крикнула во весь голос:
— Чарли!
Тот не ответил. Как не отвечал уже года три.
Она налила себе гранатовой водки с долькой лайма и упала в потертое кресло. Любимое место Джона. Да, идею оставить этот предмет и выпивать в нем после работы, наверное, назвали бы жутковатой, однако Уэнди находила здесь нелегкое, но утешение.
