– А эти женщины? – Алексей смотрел на то, как полупрозрачные дамы рассаживаются на заранее приготовленных местах. Толстушка в голубом платье пригладила длинную юбку и удобно устроилась на сиденье, сложив на коленях полные руки. Ее поза была такой уютной, такой милой и домашней, не хватало только вязанья в руках и пушистого кота, свернувшегося калачиком у ее ног. А женщина с напряженным взглядом, похоже, была совсем из другого теста. Она расправила плечи, чинно опустилась на скамью. Сидела, не шевелясь, держа спину идеально прямо, так ровно, словно ее локти отвели назад и просунули между ними и спиной узкую палку. Когда-то Алексей читал о том, что такое проделывали в дворянских семьях, сажая детей за стол, дабы у подрастающего отрока была в дальнейшем безупречная осанка.
– Эти женщины, увы, не заслужили вечной памяти, – грустно ответил ангел. – Та, в голубом шелковом платье, умерла очень давно, при этом не оставив в вашем мире никого, кто бы о ней горевал. Разве что грустили ее родители, да и те не особенно… У них было много детей и трудная старость, а рано умершая дочь прожила, по их мнению, не слишком достойную жизнь.
– А тот пожилой человек?
– Это тоже печальная история… Впрочем, не буду ничего тебе рассказывать, ты сам скоро все узнаешь. Вообще, я не очень удачливый хранитель, как ты сейчас поймешь, – он развел руками и крыльями. – Ну а теперь извини. Сейчас начнется Суд, и мы не сможем больше разговаривать. Прости меня… если, конечно, сможешь. И помни, что я любил тебя сильнее остальных, и все мои надежды были связаны с тобой.
Внезапно в зале что-то изменилось, послышался легкий приятный шум, похожий то ли на шорох ветра в листве, то ли на журчание далекого лесного ручья. Писатель почувствовал, что ему вдруг стало теплее и как-то… комфортнее, что ли. Обернувшись, Алексей с изумлением увидел, что пустовавшее только несколько мгновений назад помещение запомнилось несметным множеством фигур с такими же, как у его собеседника, крыльями за плечами. В общем-то, они были сильно похожи на тех, что во все времена изображались художниками, – вроде бы люди, но какие-то необычные, другие… С выработанной за годы писательского труда наблюдательностью он сразу обратил внимание на то, что далеко не все ангелы, среди которых были существа как мужского, так и женского пола, выглядели красавцами или красавицами. Скорее, они были похожи на обычных людей, разного роста, возраста и комплекции, цвета волос и кожи, одетых в костюмы различных стран и эпох. Традиционных служителей Всевышнего напоминали только трое из собравшихся, расположившихся поодаль и державшихся с такой невозмутимостью и таким достоинством, что не возникло ни тени сомнения – это и есть Судьи.
– Прошу тишины! – торжественно произнес один из них, высоко подняв руку. – Начинаем Суд над хранителем, ранее звавшимся Мечтателем, а теперь получившим имя Зачитавшегося.
Оживление тотчас смолкло, вокруг воцарилась такая тишина, что Алексею сделалось как-то не по себе. Тем более что все взгляды в этот миг вдруг обратились на него.
– Мы начнем с вас, если вы не возражаете, – проговорил второй Судья.
Алексей пожал плечами. Как он мог возражать, если толком не знал, о чем идет речь? Но уже через несколько мгновений он понял, что сейчас произойдет нечто совершенно особенное. То, чего он не забудет никогда.
Дымка на одной из «стен» вдруг стала сгущаться и уплотнялась до тех пор, пока не образовала некое подобие объемного экрана. Писатель взглянул туда и чуть не вскрикнул от неожиданности. Перед ним возникла абсолютно живая картинка.
– Это же мой дом, – пробормотал ошеломленный Алексей, – в Акулове… А это я. Неужто это я? Как же странно и непривычно – видеть свою жизнь со стороны…
