— Понятно. Что ж, я не против иметь вещицу на память о порядочном человеке. Их в этом мире остается не так уж много. И становится все меньше и меньше. Не думаю, учитывая мой статус дамы инкогнито, что поступаю мудро. Но погибать — так с фейерверком.
— Тогда поехали! Автомобиль — на стоянке у церкви. Комплект ключей от его… нашей квартиры пока у меня хранится. Заедем, вы что-то себе выберете.
Ирена поправила цветы на могиле, поцеловала фото мужа. Не стесняясь, смахнула слезинки с глаз. Повернулась к Эльдази:
— Все еще не верю, что его нет, что я его никогда не увижу.
И, уже направляясь к выходу, неожиданно со стоном выдохнула:
— Если бы вы только могли представить, как я его до сих пор люблю!!!
В кабинете повисла предгрозовая тишина. Генерал насупил брови. Финансист от возмущения подпрыгнул на стуле. У майора на лице появилась нездоровая испарина.
— Да! — Окава не оставалось ничего иного, как признать очевидное — невероятное.
— Тройной агент?! А как же хваленые контрольные поверки? Перекрестные слежки? Задания с двойным дном, наконец? Да ваше управление — не спецслужба, а паноптикум! — буквально захлебнулся от душившей его ярости майор.
— В чем-то «контрольки» помогли. А где-то мои люди, действительно, прохлопали, — предпринял попытку хоть немного оправдаться полковник. Про себя же подумал: «Моя спецслужба — паноптикум не больший, чем ваше теневое правительство».
И продолжил:
— Забегая вперед, отмечу, что, на взгляд экспертов, последнее время Хлоуп страдал раздвоением личности. В зависимости от того, по какой из легенд работал, он одевался по-разному, вел себя по-разному, передвигался на нескольких авто, обедал в разных ресторанах и даже говорил с различными акцентами. Маскировался столь успешно, что, похоже, о происходящем никто не подозревал. Даже ближайшие друзья и родственники.
И агент продолжал — по крайней мере, подсознательно — жить в двух параллельных измерениях. Специалисты называют это симптомом положительного двойника. Именно из-за болезни Хлоуп не отреагировал на нашу ошибку с присвоением ему двух статусов одновременно. Ляп, наоборот, идеально совпал с процессами, происходящими в его не совсем здоровом мозгу.
— Да хрен с ним, с раздвоением личности! Пусть агент хоть операцию по смене пола делает. Но, кроме своих, работать еще и на чужаков! Нет, каково?! — никак не мог успокоиться главный проверяющий. Потом махнул рукой:
— И что дальше? Какие меры на сегодня приняты?
— Оборотень уничтожен!
— Правильно! Хоть одно разумное решение, — впервые со времени появления на базе майор обронил одобрительные слова.
— Разумное?! — возопил финансист. — Вы что, господин майор, издеваетесь? Или глупые шутки с умным видом надумали шутить?
— И не помышлял! Действительно, я уверен, что смерть — наиболее достойное наказание для Хлоупа.
— А деньги?! Вы о них подумали?
— Какие деньги?
— Наши! Из оппозиционного общака. Которые этот недоумок, судя из доклада Окава, без спроса вложил в некий идиотский бизнес. Кто нам теперь их вернет? Гальванизированный труп?
— Господин генерал, разрешите уточнить ситуацию по этому вопросу? — предпринял попытку сбить бушевавшее пламя Окава.
— Разрешаю! Уточняйте!
— Не до такой степени наша спецслужба — пародия, чтобы мы, прежде чем отправить изменника на потустороннее свидание с Иудой, не предприняли усилий в вышеуказанном направлении.
— Каких именно? — финансист не переставал нервно теребить дужку лежащих на столе очков.
— Получив информацию о том, что Олумб, вышеупомянутый чиновник министерства, — гомосексуалист и установив его постоянного партнера, мы последнего выкрали (кстати, им оказался еще один участник торговли оборудованием для мест заключения по фамилии Алакид). И уже вскоре убедились, что любовь мужчины к мужчине сильнее любви к женщине и родине вместе взятых. Лишенный «голубых» сексуальных утех и напуганный возможным исчезновением сожителя навсегда, Олумб уже на третий день «страданий» согласился на выдвинутые управлением условия. Причем стал мягок и податлив, как воск.
— Это не имеет никакого значения! — перебил тираду финансист. — Извольте ближе к делу!
