— Похоже, — признал Валька. — Действительно, похоже на то. Подожди-ка, сейчас проверим. Я, например, не отказался бы чего-нибудь сожрать. Извини, съесть.
Он сосредоточился и принялся представлять, что бы он не прочь был сейчас съесть. Вообразил для начала отбивную, хрустящую, хорошо прожаренную, на косточке. От отбивной перешёл к бифштексу, за ними последовали шашлык, охотничьи сосиски, крабовый салат. Борщ, окрошка, харчо в горшочке, рассольник. Фрукты обязательно — яблоки, мандарины, виноград…
— Знаешь, мне немного не по себе, — призналась Даша, когда Валька, наконец, исчерпал список гастрономических изысков. — Я навоображала сейчас всяких вкусностей. Только откуда они всё это возьмут, а даже если возьмут, то как нам доставят? Мне кажется, метрдотелей и официантов здесь нет.
— Один есть, — буркнул Валька и поднялся. — Хотя и самозваный. Посиди пока, а я схожу, прошвырнусь на предмет жратвы. Если то, что ты сказала, правда, она должна быть где-то неподалёку.
— Я с тобой, — поспешно сказала Даша. — Пожалуйста, — добавила она умоляюще. — Понимаешь, пришельцы, иной разум, контакты — всё это хорошо, конечно. Только мне страшно, — она опустила глаза. — Если честно, я едва не трясусь от ужаса. Всё может оказаться совсем не так, как я расписала. Они, возможно, изучают нас вовсе не для контакта.
— А для чего же?
— Например, ставят лабораторные опыты. А потом, когда им надоест… — Даша осеклась, в уголках глаз у неё появились слёзы. — И они нас… Мама сойдёт с ума. Она, правда, и так… Когда узнает, что я пропала.
Валька растерялся. У него мамы не было, и ждать его было некому. Разве что Кешке, с которым они дружили ещё с детдома. Но Кешка сейчас в экспедиции, копает что-то в Крыму, под Симферополем, и вернётся только весной. А до тех пор Вальку хватятся лишь в автопарке, подождут пару дней, возможно, заявят в милицию. А потом и забудут, мало ли куда рванул водила, у которого ни кола, ни двора, лишь койка в двухместной комнатушке в общаге.
— Всё обойдётся, — кляня себя за то, что голос звучит фальшиво, замямлил Валька. — Они нас подержат немного и отпустят, зачем мы им. Вернёшься домой. Мама обрадуется.
— Я одна живу. Мама в деревне, это к ней я ездила на выходные, у неё и припозднилась. Она не сразу узнает, начнёт беспокоиться, только когда я не приеду на следующие.
— Понятно, — Вальке внезапно стало приятно от того, что Даша живёт одна, а значит, не замужем. Болван, выругал он себя, сейчас только о шашнях думать не хватало. — Пойдём, — сказал он, шагнул к девушке, обнял за плечи и на секунду прижал к себе, неловко ткнувшись носом в макушку. Получилось как-то совсем естественно и невинно, будто приласкал расстроенную младшую сестрёнку, которой у Вальки никогда не было. — Пойдём, — повторил он. — А то эти пришельцы, небось, заждались, захлопотались на кухне или где они там кашеварят.
Где кашеварят пришельцы, обнаружить не удалось. Зато продукт их хлопот нашёлся довольно скоро. На этот раз дверь, обозначающая проход, оказалось не красной, а оранжевой.
— Н-да, — скептически сказал Валька, осмотрев разложенные прямо на зеленовато-сером покрытии под ногами предметы. Как-то не очень похоже на еду. И вообще, господа как вас там, инопланетяне. С пола едят свиньи. А мы, люди, обычно садимся за стол. И пользуемся тарелками, вилками и ножами при этом. Да и пьём, должен сказать, не хлебая воду из фонтанов, а исключительно из стеклянных чашек. На худой конец, из стаканов. Из рюмок в отдельных случаях.
— Знаешь, нам не стоит привередничать, — сказала Даша. — У них просто нет опыта, пойди знай, из чего приготовлен, допустим, бифштекс и какой он на вкус. Это всё, конечно, выглядит не слишком съедобно, но, возможно, только выглядит. По крайней мере, я не думаю, что нам предлагают какую-нибудь отраву. — Даша нагнулась, подняла яично-жёлтого цвета брусок, поднесла к носу. — Ничем не пахнет, впрочем, здесь вообще ничего не имеет запаха. Ладно, придётся попробовать.
— Нет уж, пробовать буду я, — Валька решительно отобрал брусок. — В армии ещё и не такое приходилось жевать. — Он зажмурился, откусил от бруска и немедленно принялся отплёвываться. — Ну и гадость, — с отвращением сказал Валька. По вкусу брусок напоминал мыло.
