— Лив, ты попробуй, попробуй! — настаивал он, раздвигая пластиковые полоски занавески от мух и появляясь на пороге кухни с еще одной тарелкой чего-то нового и невероятно ароматного. Он обязательно запихивал какой-нибудь лакомый кусочек мне в рот, независимо от того, хотела я этого или нет. Дети визжали от восторга.
— Да оставь ты девочку в покое! — неизменно говорил Стефано, не выпуская изо рта сигарету и открывая очередную бутылку, зажав ее коленями.
Лука играл в футбол всегда и везде. Если у него не было мяча, он использовал вместо него смятую пачку сигарет, каштан, пустую жестянку из-под кока-колы и вообще все, что попадалось под ноги.
Я никогда не встречала человека, который бы курил столько, сколько Лука. За исключением разве что Марка.
Лука прекрасно играл на бас-гитаре. Когда-то он даже выступал с группой из Саусенда под названием «Кевины».
В том, что касалось внешнего вида, Луке были чужды какие бы то ни было комплексы. Он носил сережки в обоих ушах, и они были единственной неестественной деталью его облика.
Лежа в ванной, Лука любил прикрыть лицо махровым полотенцем, свесить руку и ногу за борт и слушать «Ред Хот Чили Пепперс».
Меня заводила одна лишь мысль о Луке. На работе, в метро, в супермаркете, как только мне становилось скучно, я начинала представлять себе, как мы занимаемся любовью. Я обожала его. Я бы никогда в жизни не смогла изменить ему. Да и зачем мне было обращать внимание на других мужчин, если ни один из них заведомо даже в подметки не годился моему мужу?
А еще Лука вытатуировал мое имя на левом плече, поближе к сердцу.
Луку похоронили на участке, который семья Феликоне приобрела на изрядно разросшемся викторианском кладбище под названием «Аркадская Долина», расположенном неподалеку от их дома в Уотерсфорде. Примерно в двенадцати милях на восток от него находится маленький прибрежный городок, где мы оба выросли. Уотерсфорд славится своим университетом, собором и изделиями из стекла. Производимые здесь бокалы из бело-розового марблита[2] раньше ценились очень высоко, но лет сто назад залежи угля, который питал печи стеклодувов, истощились и все заводы закрылись. Анжела и Маурицио жили в шикарном особняке на две семьи с видом на залив, который располагался в одном из наиболее престижных и дорогих пригородов. Ведущая к их дому улица была обсажена старыми липами, мощные корни которых, вздыбливая асфальт, прорывались наружу. Изначально Уотерсфорд был основан на холме в излучине реки, и небольшая часть старого города, отгороженная уцелевшим участком массивной крепостной стены, сохранилась до сих пор. Она представляет собой лабиринт невероятно крутых и узких улочек, соединенных каменными лестницами с истертыми от времени ступенями. Большая же часть города застроена впечатляющими георгианскими и викторианскими особняками, выстроившимися вдоль реки. Государственные учреждения, университет, школы и основные торговые пассажи разместились в неоклассических зданиях из песчаника с устремленными вверх элегантными фасадами. Кроме того, как в каждом уважающем себя городе, здесь были фонтаны и церкви, кованые ограды и многочисленные памятники выдающимся горожанам. Во время Второй мировой войны городу не удалось избежать разрушений, и на освободившихся местах выросли кирпичные и бетонные сооружения, которые, к сожалению, переживут старые постройки. Среди них и уродливый торговый центр, который облюбовали местные наркоманы, и кегельбан, и парковка, и бывший ночной клуб «Ромео и Джульетта», в котором теперь разместилось казино. Этот деловой и торгово-развлекательный район был ступицей колеса, от которой многочисленными спицами расходились бульвары и улицы жилых районов, застроенные виллами, особняками и многоквартирными домами, сдаваемыми в аренду. По мере того как развивалось стеклодувное производство, росло и население Уотерсфорда. Очень скоро скромных кладбищ при церквах стало не хватать, и тогда для преодоления неумолимо надвигающегося кризиса на высоком противоположном берегу было выделено место для «Аркадской Долины». Ландшафтные дизайнеры хорошо поработали над планировкой кладбища. Создавалось впечатление, что с этого возвышения мертвые смотрят на живых, отделенных от них извилистой лентой реки.
