— Вы уж не серчайте на меня, старого осла, Яков Михайлович. Я в то утро совсем закрутился с делами и просто не успел вам сообщить про эти лекарства, черт бы их побрал. Этот каналья Фокусник оказался толковым малым: столько всяких наук постиг, и медицина, по его словам, одно из его любимых увлечений. Так вот, он обещал с помощью этих снадобий избавить меня от кашля. Избавить полностью…
— А Селиверстова он обещал научить фокусам, — услышал я за спиной бормотание Алфимова.
— Что, простите? — не расслышал Юрковский.
— Вы доверяете ему после того, что он сделал с вашим лицом? — уже громко спросил Алфимов.
— Вдруг это не что иное, как самая настоящая отрава? — добавил я.
— Да бросьте вы склонять мое лицо! — рассердился Юрковский. — Всего-то пара царапин. Он — гений.
Пообщайтесь с ним какое-то время — и вам самим станет ясно. Не спорю, что он немного сумасшедший, но ведь гениальность без этого невозможна…
— Уверяю вас, Николай Кондратьевич, можно быть сумасшедшим, но быть «немного сумасшедшим» нельзя, — возразил я.
— На основании чего вы беретесь утверждать подобное? — В голосе Юрковского слышались все более резкие нотки. — Откуда вам знать?
— Я когда-то имел честь общаться с упомянутым контингентом, если вы еще не изволили забыть, господин начальник тюрьмы! — Его слова задели меня. — И опыт длительного наблюдения за помешанными уже дает мне основания кое-что утверждать.
— Ах да, виноват, — смутился он.
— Смею также заверить, — продолжал я. — Состояние рассудка арестанта, о котором сейчас идет речь, вызывает у меня сильнейшие опасения.
— Но где четкая грань между здравомыслием и потерей рассудка? — внезапно высказался Юрковский. — Разве есть критерий, по которому однозначно можно судить о душевном состоянии любого из нас?
Надо признаться, эти слова Юрковского привели меня в замешательство и, похоже, на самом деле заронили в мою душу какое-то сомнение. Странно, но я никогда ранее не слышал от начальника ничего подобного. Судя по выражению лица Алфимова — и он тоже. Неужели тот странный тип так успел на него повлиять…
— В общем, так, господа, — продолжил Юрковский уже более спокойным тоном. — Считаю, что инцидент исчерпан. Впредь обещаю ставить вас в известность обо всем, касающемся вопросов медицины, доктор Савичев. Даже если это и будет относиться лишь к моей скромной персоне. А теперь не смею вас более задерживать, господа.
Несколько минут спустя мы сидели с Алфимовым в помещении столовой и пытались одолеть неприхотливый тюремный завтрак. Недавняя беседа с начальником тюрьмы не способствовала нашему аппетиту. Вдобавок, не в силах держать все в себе, я рассказал Николаю про волков, Вендорфа и треугольники на снегу.
— Что это за тип, а, Михалыч? — Алфимов бороздил ложкой по дну миски с остывшей кашей. — У тебя укладываются в голове все эти пространства и треугольники, черт бы их драл?
— Я собственными глазами видел их, равно как и седовласую голову барона Вендорфа в снегу, но все равно разумное объяснение дать этому не могу, — ответил я. — Одно, Николай, я понял наверняка: Фокусник каким-то образом научился влиять на людей — сколько наших это уже на себе испытало. Поэтому мне, мягко говоря, не нравятся его задушевные беседы с Юрковским, так же, как и врачебные услуги, которые он вдруг так бескорыстно готов оказать. И поверь — во мне говорит не уязвленное профессиональное самолюбие. Если Кондратьич избавится от своего кашля, я буду искренне восхищен и первым сниму шляпу перед способностями Фокусника. Но я сомневаюсь, чтобы тот стал что-либо делать из одного лишь сострадания…
— Он не кашлял сегодня, — внезапно произнес Алфимов.
— Что? — не сразу понял я.
Николай отодвинул миску и поднял голову:
— Юрковский за весь наш долгий сегодняшний разговор не кашлянул ни разу, — произнес Алфимов, и я в очередной раз позавидовал его наблюдательности.
— Наверное, это такие лекарства, на которые достаточно только взглянуть, чтобы тут же излечиться, — невесело ухмыльнулся я.
Алфимов выдавил из себя вялое подобие улыбки.
— Если Юрковский не опомнится, боюсь, мне придется, как это ни противно, доложить обо всем в управление, — произнес он сухим тоном и встал из-за стола.
