Мы представились друг другу.
— Удивляюсь материалу, из которого выложили это сооружение, — пояснил Алфимов свое любопытство. — Давным-давно, судя по всему.
— Не имею ни малейшего понятия, — признался я. — Да вы не обращайте внимания.
— Не обращать, как вы изволили выразиться, не могу-с, — улыбнулся он. — В некоторой степени во всякого рода камнях имею толк.
— Что ж, вам виднее, — согласился я. — Я же весьма далек.
— Куда направляетесь, если не секрет?
— В библиотеку решил в кои-то веки заглянуть.
— Позволите сопровождать вас? — спросил Алфимов. — Я в здешних коридорах еще блужу. Подозреваю, вскоре мне самому понадобится тратить на что-то время, хотя до книжек, признаюсь, не охоч…
— Мое почтение, Яков Михайлович, — поприветствовал меня бессменный служащий библиотеки и смерил изучающим взглядом моего спутника.
— Позвольте представить нового, так сказать, читателя, — указал я на него.
— Алфимов Николай, — почтительно кивнул тот.
— Весьма приятно, Щегольков, — представился в свою очередь библиотекарь. — Собрание у нас, замечу, уникальнейшее.
— А нет ли у тебя, милейший, книжонки под названием «Каменные лета»? — поинтересовался я.
— Никак нет, — без раздумий ответил Щегольков.
— Неужели на память знаете? — изумился Алфимов, оглядывая шкафы с книгами.
— Я, сударь, каждую книжку здешнюю не на один раз перечел, — усмехнулся Щегольков. — Даже самые бестолковые.
— Многие наизусть знает, — добавил я. — Что ж, на мет — и суда нет.
— Ничего другого не желаете? — Вопрос библиотекаря скорее адресовался Алфимову.
— Надеюсь, в самое ближайшее время, — ответил я за Николая.
— А что за книга — достойная? — поинтересовался он, как только мы покинули библиотеку.
— Вряд ли. Больной один, в смысле — заключенный, утверждает, что с ним разговаривает демон из этой книжки, — решил я поделиться проблемой.
— А, понимаю, — закивал Алфимов.
— Я же — не вполне. Маловероятно, что Можицкий тронулся умом. По ходу нашей беседы я проверял cm отвлекающими вопросами. Он был сосредоточен, а внимание типичного душевнобольного рассеянно, отвечает он невпопад.
— Вы, я вижу, неплохо осведомлены в вопросе, — заметил Алфимов.
— Как и вы в строительном материале.
Мы рассмеялись.
— Имел опыт работы в психиатрической лечебнице, — пояснил я. — Можицкий изображает больного вполне сносно, только профессионалу заметна фальшь. Провоцируешь его, например, на смену эмоции, реагирует как самый здоровый человек. Реакция же обычно такая бурная…
— Тогда, выходит, надо ему для чего-то, — предположил Алфимов. — Выгода есть.
— И здесь непонятно. Отсидел он три года из пяти. Должен понимать, что условия содержания такие еще поискать. Не в каждом санатории, не говоря о сумасшедших домах.
— Насчет условий я, кстати, обратил внимание, — ухмыльнулся Николай. — Сам бы здесь посидел с превеликим удовольствием.
В один из следующих дней я опять находился в камере Можицкого. Узник сидел с поникшей головой. Демонический голос не оставлял его в покое все предшествующие ночи.
— Что-нибудь новое он хотя бы сообщил? — допытывался я.
Арестант вяло кивнул в ответ. Он выглядел подавленным — сказалось недосыпание. Вытягивать из него невразумительные ответы представлялось затруднительным занятием. Я собрался было уйти, но Можицкий заговорил:
— Он показал мне, как будут мучиться люди — это страшно.
— Какие люди? Когда? После его явления?
— Раньше, — узник обреченно посмотрел на меня. — Ему нужны человеческие жертвы, в них его сила. Ожидайте кровавые слезы.
Больше в этот день от Можицкого ничего добиться не удалось.
В коридоре меня окликнул Алфимов. В руках его была книга.
— Решились, как я погляжу? — спросил я.
— Исключительно по вашей части, — протянул он книгу мне.
«Каменные лета» — значилось на обветшалой обложке.
— Но откуда? — изумился я.
— Из библиотеки, — продолжал улыбаться Николай. — Стояла себе по алфавиту. Видели бы вы глаза Щеголькова. Заверял, что книги этой у него отродясь не было. Наверное, подумал, над ним решили пошутить. Но карточку на меня завел и книжку туда аккуратно вписал. Заодно я проверил — не брал ли ее ваш Можицкий.
— Вы опережаете мои мысли! — Мне снова пришлось удивиться.
