Байрон медленно продвигался на север, остановившись по пути в Ньюстеде. В Сихэме Аннабелла изо всех сил пыталась скрыть от родителей свое волнение. Байрон не сообщил, когда приедет. Она также пыталась скрыть досаду от того, что он не завалил ее стихами и подарками. Она была бы разочарована еще больше, если бы узнала, как щедро одаривал он украшениями и портретами других женщин.
Байрон приехал только в среду 2 ноября. Аннабелла читала в своей комнате, когда раздался стук колес экипажа. Напряженное ожидание изнурило ее. Она приняла решение не встречаться с ним при всех и вышла в гостиную, когда он был там один. Байрон стоял у камина. «Он не шагнул ко мне навстречу, но взял мою протянутую руку и поцеловал ее». Возможно, Аннабелла почувствовала бы досаду, что Байрон сам не подошел к ней, если бы позднее не поняла, что он стыдился своей хромоты.
Два дня спустя Байрон написал леди Мельбурн: «Аннабелла кажется более душевной, чем мы предполагали, однако это самая молчаливая женщина из всех, что мне встречались, что ужасно озадачивает меня». К счастью, лед отчуждения был сломлен другими людьми, которые оказались более разговорчивыми. Тревога родителей Аннабеллы вскоре рассеялась, потому что, когда Байрон намеревался быть очаровательным, ему это всегда удавалось. Он даже терпеливо выслушивал скучные рассказы сэра Ральфа. На следующий день Аннабелла пригласила Байрона на прогулку к своему излюбленному месту у утеса, стоявшего на берегу холодного Северного моря. Она «трепетно сжала» руку Байрона, когда он смотрел на катящиеся волны. Но он предпочитал моря, омывающие более теплые земли, хотя и не сказал этого.
Когда Аннабелла молчала, Байрону всегда казалось, что она наблюдает за ним и делает нелицеприятные выводы. Он сообщил леди Мельбурн: «Не могу вам сказать, будем ли мы счастливы или нет. Я готов относиться к ней со всем уважением, но боюсь, что она не сумеет «вести» меня. Если это правда, то ничего не выйдет… Я никогда не мог любить того, кто не отвечал мне взаимностью. Могу с точностью сказать, что мои чувства крепнут, встречаясь с ответными чувствами, и никогда не меняются в присутствии предмета моей страсти…» На четвертый день Байрону удалось немного расшевелить Аннабеллу, но он все еще не был уверен, что понимает ее. Письмо Байрона к «тетке» звучало ободряюще, но не слишком взволнованно: «У нас с Аннабеллой все благополучно… Она, как вы знаете, очень хороший человек, но думаю, что не только ее чувства и привязанности, но и страсти сильнее, чем мы предполагали».
Казалось, все складывалось. Юристы согласились на условия Байрона без излишней тяжбы. Аннабелла должна была получить двадцать тысяч фунтов, к тому же она возлагала надежды на своего дядю, лорда Уэнтворта. Однако и через неделю обрученные не стали ближе друг другу. Аннабелла не понимала грусти Байрона, хотя зачастую причиной его тоски были ее собственные перепады настроения. Он много говорил об Августе с «печальной нежностью», а когда заметил, что «когда ты в веселом настроении, то похожа на нее», то Аннабелла восприняла это как ключ к своему будущему поведению, хотя и не могла полностью побороть своего смущения. Байрон говорил: «Если бы ты согласилась выйти за меня два года назад, то избавила бы меня от того, с чем мне никогда не удастся справиться». В этом высказывании, сделанном в минуту досады, Аннабелла увидела зловещие намеки.
В итоге Аннабелла пришла к выводу, что Байрон не любит ее, и слишком буйная фантазия заставила ее устроить сцену с предложением разорвать помолвку. Когда Байрон «совершенно пал духом», Аннабелла решила, что, «должно быть, он все-таки любит меня». Однако Байрон пришел в замешательство. 13 ноября он написал леди Мельбурн: «Знаете, у меня появились серьезные сомнения в успехе нашего брака. Характер Аннабеллы оказался прямо противоположным нашим ожиданиям. Ее одолевают сильные чувства, угрызения совести в отношении себя и, думаю, меня… Любое слово или даже тон таят для нее в себе какой-то скрытый смысл. Иногда мы очень похожи, а порой совсем разные. Это происходит постоянно и полностью соответствует ее взглядам».
