Генриетта согласилась на встречу и приехала в квартиру Байрона. Они проговорили полчаса, и она была очарована. Очевидно, она оказалась отнюдь не безобразной, потому что в конце Байрон сделал ей предложение, которое шокировало ее. Она немедленно покинула его с возмущением: «Первые полчаса я была так счастлива! Но после этого лорда Байрона будто подменили… Неужели таким образом вы отплатили мне за все восхищение и почитание?» Вероятно, Байрон извинился и получил прощение, потому что Генриетта стала писать ему и хотела встретиться, но он уже заскучал и не отвечал на ее письма.
После этого Байрон с головой погрузился в водоворот светской жизни. Годы спустя он с ностальгией вспоминал прошедшее лето. В 1822 году он писал Муру из Италии: «Помнишь прекрасные вечера и балы в Лондоне в веселом 1814 году?» Это было «королевское лето». Окончание войны в Европе привело в июне в Лондон толпы царственных лиц, государственных деятелей и генералов победоносных союзников, среди которых были Александр, русский царь, король Пруссии, Меттерних, великий герой Блюхер и их свита. Долгая зима и длительная война закончились, и всеми овладело безудержное веселье. Никогда еще в Лондоне не было так радостно. Хотя Байрон с ироничной сдержанностью относился к царствующим особам, но все же наслаждался их обществом больше, чем отдавал себе отчет. Как-то вечером Уэбстер против воли Байрона притащил его на вечер в доме леди Ситвелл, где они встретились с кузиной Байрона, красивой миссис Уилмот в усыпанном блестками траурном платье. На следующий день Байрон написал прекрасные стихи, посвященные ей и позже положившие начало циклу «Еврейские мелодии».
Она идет во всей красе —
Светла, как ночь ее страны.
Вся глубь небес и звезды все
В ее очах заключены…
(Перевод С. Маршака)
Мур к тому времени покинул Лондон, а Байрон собирался в Ньюстед, подумывая заглянуть к Мэри Чаворт, которая написала ему больше пятидесяти писем и вызвала в его памяти воспоминания, не исчезающие, несмотря на все усилия их подавить. Но в начале июня Байрон уже позабыл о Мэри. Теперь он лелеял дорогое воспоминание в своей памяти и одновременно желал и боялся встречи с этим волшебным видением. Безопаснее всего было переписываться, вспоминая о прошлом. Кроме того, рядом появился некто привлекательный. У герцога Грея Байрон встретил леди Шарлотту Левесон Гауэр, подругу Августы. Он уверял себя, что заинтересовался ею из-за Августы, но Шарлотта была молода, очень красива и застенчива, как газель, а именно это Байрон больше всего ценил в женщинах. Однако препятствием был один «из племени Карлайлов», а Байрон не желал ссориться со своим опекуном.
Каролина Лэм вновь напомнила о себе. Дружелюбное поведение Байрона на светских балах убедило ее, что ей удастся вновь завоевать его. Каролина понимала, что, встретившись с ней лицом к лицу, Байрон не сможет повести себя жестоко. Леди Мельбурн тоже это знала и не на шутку тревожилась. Каролина не знала про другие увлечения Байрона, но, ослепленная ревностью и его холодностью, продолжала терзать своего бывшего возлюбленного. В июне она в любое время суток приходила к нему домой без предупреждения. Страдания Байрона усиливались еще и оттого, что, несмотря на крайнюю худобу, она по-прежнему притягивала его. Каролина очень исхудала, и Байрон часто говорил, что «его преследует скелет». Он уверял леди Мельбурн, что «ежечасно и ежедневно он использует все замки и задвижки, чтобы препятствовать приходу Каролины». Однако этих предосторожностей было недостаточно. Однажды Каролина пришла к Байрону домой в его отсутствие, взяла со стола книгу Бекфорда «Ватек» и написала на первой странице: «Помни меня!» Когда Байрон увидел надпись, то в раздражении приписал:
Чтоб помнил, помнил я тебя!
Пусть стыд и совесть до кончины,
Как сна ужасного картины,
Тебя преследуют, губя!
Чтоб помнил я тебя? О да!
Тебя и муж твой помнит, верно;
Пред ним была ты лицемерна,
А мне – злой дух была всегда!
(Перевод П. Холодковского)
Однако Каролина не собиралась отступать. Несмотря на неприязнь к герцогу Веллингтону, 1 июля Байрон все же вместе с Хобхаусом отправился на великолепный бал-маскарад в честь герцога в Берлингтон-Хаус. Там собрались все сливки общества и некоторые представители полусвета, скрывающиеся под масками. Байрон в костюме монаха был крайне раздражен выходками Каролины, которая угрожала ему разоблачением, и он «отчитывал ее, как старый дед», за то, «что везде показывала свои зеленые панталоны».
