От своих гостей Байрон узнал несколько сплетен о себе, которые ходили на родине, и написал Августе письмо, чтобы успокоить ее: «…что до всех этих «любовниц», то, да поможет мне Бог, у меня была только одна. Не сердись, что я мог поделать? Глупая девчонка, несмотря ни на что, ездила за мной. Я исчерпал все доводы, пытаясь убедить ее вернуться домой, но наконец она уехала». Однако тоска Байрона была вызвана другими причинами: «…она (леди Байрон), а точнее, расставание с ней разбили мое сердце. Такое чувство, словно на него наступил слон». Если бы Байрон знал, на каких условиях его сестра переписывается с его женой, то ему стало бы еще тяжелее.
Несмотря на внешнюю податливость и данное леди Байрон обещание, Августа продолжала переписываться с братом. Она вела себя так неопределенно, что Аннабелла хотела встретиться с ней и услышать всю правду. 31 августа она ездила в Лондон и несколько раз виделась с Августой. Аннабелла добилась того, чего хотела. Она восторженно писала миссис Вилльерс: «Я увидела все, о чем могла только мечтать: ее покорность и вину. Она сама показала мне его письма к ней, которые она до этого скрывала только из-за обиды на меня. Это настоящие любовные письма, и она хочет знать, как заставить его прекратить писать…»
Миссис Вилльерс продолжила увещевать Августу. «Я сказала ей, – писала она леди Байрон, – что она не должна обмениваться с ним ни единым письмом, запиской или словом, не сообщив об этом вам, потому что вы будете ее ангелом-хранителем…» Августа, верная своему слову, писала Аннабелле: «…я горю желанием загладить все последствия… Буду писать Б. по вашему совету, мой ангел-хранитель!»
Байрон почувствовал, что кто-то или что-то удручает Августу, но полагал, что это происки Каролины Лэм, и даже и помыслить не мог, что его письма читает женщина, обладающая «непреклонными моральными принципами». Вероятно, в это время Байрон понял, что переговоры о примирении через мадам де Сталь ни к чему не привели, потому что печаль при известии о болезни жены сменилась злостью, и он сочинил горькие «Строки, написанные после известия о болезни леди Байрон», обвиняя Аннабеллу в «непреклонности» и называя ее «моральной Клитемнестрой своего супруга».
Перед отъездом в Бернские Альпы вместе с Хобхаусом Байрон решился дать отставку доктору Полидори. Они расстались друзьями. Байрон говорил Меррею: «Он безвредный малый, но постоянно попадает в переделки и слишком молод и беспечен…» Позднее он сказал: «Мне было жаль расставаться с ним, потому что я быстро привязываюсь к людям…»
17 сентября Байрон и Хобхаус тронулись в путь. Байрон решил вести путевой журнал для сестры. Ее уверения в неизменной доброте леди Байрон терзали его, и он написал: «О ней ты суди сама, но не забывай, что она погубила твоего брата… Каким дураком я был, когда женился, да и ты поступила не очень мудро, моя милая, мы могли бы счастливо прожить вместе, подобно старым девам и холостякам. Я никогда не найду никого, похожего на тебя, а ты, как ни тщеславно это звучит, не найдешь никого лучше меня. Мы созданы друг для друга, и все же мы, по крайней мере я, волею обстоятельств разлучен с единственным существом, которое любило меня и к которому я чувствовал сильнейшую привязанность».
Горный пейзаж поразил воображение Байрона, в точности соответствуя его мрачному настроению. Пастухи, извлекавшие скорбные звуки из своих свирелей, звон коровьих колокольчиков, шумящие водопады были словно бальзам для его души. Байрон записал в путевом журнале: «Прибыли к подножию горы (Юнгфрау, что значит «Дева». – Л.М.); ледники, водопады, один из них высотой 900 футов, они вьются по скалам, словно хвост белой лошади, развевающийся на ветру. Наверное, именно так выглядит «конь блед», на котором едет смерть».
Исполинские горы вознесли дух Байрона на восторженные, но мрачные высоты. «Слышал сход лавин почти каждые пять минут, словно Бог изгонял дьявола из рая снежными потоками». В этот день Байрон закончил описание путешествия такими словами: «Видели целые леса высохших сосен; стволы без коры, искореженные, ветви безжизненные. Все это сделала одна зима; они напомнили обо мне и моей семье».
