— Конечно нет. Но сама их деятельность не очень изменилась за последние сорок лет.
— И что с того?
— Фарабо занимался разведкой на местности к северу от Мванзиги. В таких случаях сначала прокладывают просеки, чтобы переправить оборудование.
Морван не сдержал раздражения:
— Черт, только не надо рассказывать мне про джунгли. Давай к делу.
— За месяц Фарабо должен был углубиться в джунгли километров на двадцать, двигаясь в сторону Лонтано. Значит, к концу командировки он был в восьмидесяти километрах от города.
— Ладно. И что?
— Невозможно, чтобы он вернулся раньше чем через неделю.
— Он мог сесть на самолет.
— В том районе никогда не было взлетной полосы.
— В машине у него ушло бы меньше двух дней.
— Тоже нет. Это было в сезон дождей. На сегодняшний день там проложили асфальтированную дорогу, но тогда были только латеритные тропы.
— К чему ты ведешь?
Эрван решил бросить вызов:
— Я не буду «рассказывать тебе про джунгли». По таким тропам в сезон дождей больше чем на двадцать километров в день не продвинешься, даже если не учитывать поломок, поваленных деревьев и того, что в любой момент машина может забуксовать. Фарабо не мог быть в Лонтано тридцатого апреля.
Морван покачал головой и остановился, глядя на солнечные лучи, втягивающиеся обратно в тучи, как пальцы сжимающейся руки.
— Это не он убил Катрин Фонтана, — заключил Эрван.
— Ничего не понимаю в твоих россказнях.
— А я думаю, наоборот, прекрасно понимаешь. Ты первым пришел к выводу, что Фарабо не убивал ту женщину. Я даже думаю, ты знаешь настоящего убийцу и в свое время покрыл его.
Отец перевел глаза на море, на линию горизонта: суровый пейзаж, скалы и буруны, объединившиеся против ветра.
— Ты говоришь о событиях, которым больше сорока лет: существуют и сроки давности.
— Срок давности — это для судей. Не для людей.
В голове вспыхнула картинка: холодильная камера клиники «La Vallée». Бессмертные клетки. Он не нуждался в жидком азоте, чтобы сохранить свои собственные: кровь отца текла в его венах, его азотом была ненависть.
— Я взял отпуск, — продолжил он. — И уезжаю в Африку, чтобы снова заняться делом Фонтана.
— Если ты сделаешь это, ты навсегда погубишь нас.
— Кого?
— Меня, свою мать, своего брата и свою сестру.
— А если не сделаю, то навсегда погублю себя.
