— И что же станется с отцом? — только и сказал он.
Мэри бросила на него безумный взгляд и вышла из комнаты. На лестнице послышались быстрые дробные шаги; затем открылась и стукнула входная дверь. Значит, Мэри выскочила на улицу простоволосая, даже не набросив шали.
* * *
Ночь была теплая, но дул сильный ветер. Мэри Лэм шла неведомо куда, неведомо зачем; ей просто нужно было выйти на свежий воздух. Она быстро шагала по мостовой. В водопроводную трубу шмыгнула крыса, но Мэри даже не вздрогнула. Наконец-то она вырвалась на волю. По булыжникам шуршали гонимые ветром обрывки газет и апельсинные корки. Пряди незаколотых волос развевались, падая на лицо и шею. «Я колдунья, — подумала она, — полуночная ведьма.[70] Я проклята». Она бросилась бежать, свернула в темный переулок И с разбегу на кого-то натолкнулась.
— Мисс Лэм?
В первое мгновение она его не узнала.
— Ой, мистер Айрленд. Простите, пожалуйста. Я вас напутала.
— Нимало. Я ничуть не пострадал.
С минуту они молча смотрели друг на друга.
— Что-нибудь стряслось?
— Тряслось? Ничего не тряслось. — От волнения и смущения она сама не понимала, что говорит. — Вы не пройдетесь со мной немножко?
— С удовольствием.
Они двинулись по улице вместе; Айрленд шел чуть впереди, будто показывал Мэри дорогу. Вдруг она громко рассмеялась:
— Я даже без шали; наверно, вы приняли меня за беспутную девку. Еще и волосы растрепаны.
— Что вы! Как можно!
Некоторое время они шли молча, и Мэри постепенно успокаивалась.
— Люблю ветер, его порывы, его напор, — сказала она наконец. — Видите, как от него дрожат стекла? — Под покровом окутавшей город тьмы Мэри чувствовала себя в безопасности; ей было покойно в этом пепельно-сером воздухе. — Лондон вас ведь тоже заворожил, мистер Айрленд.
— Как вы догадались?
— Вы тут выжили.
— Да, выжил.
— И гуляете по ночам.
— Не могу заснуть. Слишком взволнован.
— А можно спросить — отчего?
— Я намеревался завтра зайти к вам, показать мою находку. Сейчас время неподходящее…
— Время всегда подходящее.
— Могу в двух словах изложить суть. — Он с удовольствием подставил лицо ветру. — Я нашел стихотворение Шекспира. Неизвестное. Его еще никто не видел. И не читал.
— Неужели правда?
— Чистая правда, мисс Лэм. Прошлой ночью наткнулся на него среди других бумаг.
— Очень хотелось бы взглянуть. Тотчас же.
— Прямо сейчас?
— Ну да.
Вот где спасение от ее мытарств. Перенестись в другую эпоху — пусть всего на миг — уже означало бы, что она не обречена жить в заточении, в узилище. Верно, для того она и сбежала в ночную тьму.
— Я его с собой не взял, — словно извиняясь сказал Айрленд. — Оно лежит у меня дома.
— Позвольте мы сходим к вам!
— Уже очень поздно. Впрочем, если вы не видите в том ничего предосудительного…
— Ни в малейшей степени.
И они направились на Холборн-пассидж, до которого было рукой подать.
— Я не сразу и понял, какое сокровище откопал: так, исписанный клочок бумаги, оторванный от большой страницы. А вот когда вгляделся внимательно… — быстро говорил Уильям. — Почерк очень мелкий, я его и признал-то не вдруг. И написано не в стихотворной форме, а подряд, во всю ширину страницы, понимаете? Для экономии места. Но тут мое внимание привлекла буква «с», очень своеобразная, и я вспомнил, где видел ее прежде. Почерк бесспорно его.
— А о чем стихотворение?
— Оно небольшое; сетования влюбленного. Подождите, пожалуйста, минутку, мисс Лэм.
Они уже подошли к книжной лавке. В окнах не было ни огонька. Уильям отпер дверь и вскорости вернулся с лампой в руках.
— В добрый час при свете лампы,[71] — прошептала Мэри.
— Точно. Настоящее приключение. — Однако лицо его в бледном круге света казалось взволнованным и смущенным. — Моя комната на втором этаже. Пожалуйста, ступайте как можно тише. Спальня отца как раз над моей.
Он повел ее по сосновой лестнице наверх, через гостиную, и дальше, на следующий этаж. Старый деревянный дом с неровными полами и покривившимися балками походил на гулкий короб. Дверь в комнату Уильяма была заперта на два замка. Он отомкнул их и поставил лампу на стол. Оглядевшись, Мэри увидела, что стены увешаны гравюрами: головы Шекспира и Мильтона, Спенсера и Тассо, Вергилия и Данте.