«Многие англичане получили от его щедрот столько, сколько они не получали от своих отцов и бывших господ… Он дал им богатые поместья, а они взамен охотно сносили все тяготы и опасности. И ни одному французу не было отдано то, что несправедливо забрали бы у англичанина».
Однако нет никакой уверенности, что англичане смотрели на вещи таким же образом. Вильгельм разорил север Англии; если проявить хоть каплю объективности, нормандское завоевание было политической и культурной катастрофой для англосаксонцев. У них отбирали земли и титулы и отдавали их нормандской знати. Многим английским аристократам пришлось бежать из страны — кому во Фландрию, кому в Шотландию. Некоторые из них оказались в Византийской империи в рядах варяжской гвардии, а некоторые были проданы в рабство.
К 1086 году нормандская кукушка вытолкнула почти всех оперившихся саксонских птенцов из гнезда, и у английской аристократии осталось жалких 8 % от их исконных землевладений. Половиной страны владели 190 человек, а четвертью — только 11. И все они были нормандцами. Замечательные англосаксонские ремесла, такие как вышивание и ковка, были утрачены. Более того, стране навязали чуждый язык, и французский стал языком правящего класса на следующие три столетия.
Как заметил сэр Вальтер Скотт, подчиненность саксонцев просматривается в современном языке, когда мы используем английские слова в названиях домашних животных и французские — для готового к потреблению мяса. Так, саксонские слуги брали корову (cow) и обеспечивали нормандцев говядиной (beef), брали свинью (pig) и предлагали им свинину (pork), брали овцу (sheep) и предлагали им баранину (mutton). Скотт сочинил маленькую песенку, и пел ее один персонаж по имени Вамба. Вот она: «Нормандская пила на английском дубе, На английской шее ярмо висит; Нормандская ложка в английском супе, нормандец что хочет, то и творит».
Это было поражение и унижение, и меня всегда просто завораживали политические «экивоки» вокруг нормандского завоевания. «Et fuga verterunt Angli» написано на гобелене из Байё — «и англичане бежали». Любому современному человеку, говорящему по-английски, смысл ясен: мы, англичане, проиграли. А нормандцы завоевали нас, не так ли?
Я спросил стражника-йомена лондонского Тауэра, считает ли он, что мы — англичане — были завоеваны чужестранцами. Он призадумался, а потом рассудительно ответил: «Я полагаю, сэр, что в конце концов мы покорили их. Уже через сотню лет они называли себя королями Англии». Да, так оно и есть, но на три столетия языком английской элиты стал французский, а англосаксы были безжалостно спущены вниз по социальной лестнице.
Когда Вильгельм умер, его похоронили не в Лондоне, а в его родном Кане в Нормандии. Он стал таким жирным, что не помещался в саркофаг, и когда проводивший службу епископ надавил на крышку гроба, тело покойного лопнуло и из брюшной полости распространился такой ужасный дух, что собравшиеся стали падать в обморок.
Не думаю, что о нем скорбел хоть один из четырех тысяч англосаксонских лордов, потерявших свои земли, потому что надо признать горькую истину: это завоевание стало кошмаром для англосаксов. Но для Лондона — как раз наоборот, это была просто находка.
Допустим, не Гарольд, а Вильгельм схлопотал бы в глаз в Гастингсе. Или, предположим, Ансгар выиграл битву за Лондон. Без нормандского завоевания в городе никогда бы не воцарились мир и единение, которые возникают при жесткой власти.
Летописец сообщает нам, что при Завоевателе любая девушка могла проехать через всю Англию и никто бы ее пальцем не тронул, не обидел и не ограбил, а ведь именно безопасность и есть главнейшее условие развития торговли. Купцы из Кана и Руана приезжали продавать и покупать, и город расцвел после знаменитого указа. При нормандцах Лондон сразу получил привилегию — его не внесли в списки «Книги Страшного суда», — а ведь даже Винчестер в конце концов заставили провести инвентаризацию и подсчитать стоимость его имущества.
Возможно, впервые после римлян нормандский Лондон должен был стать несомненной и официальной столицей Англии. И Вильгельм бережно сохранил главное преобразование, которое стало определяющим для развития города.
