Однако большую роль в его развитии сыграло то, что его отец Этельвулф именно его, Альфреда, выбрал из всех, чтобы сделать ему интересный подарок. Теоретически Этельвулф вел свой род от Одина, старшего из языческих богов, но был он верующим христианином, настолько набожным, что вскоре после битвы при Окли (иначе Акли) в 852 году он совершил нечто из ряда вон выходящее. Викинги все еще кружили по Англии, угроза еще не отступила, а он решил совершить паломничество через моря и горы, в Рим, и, мало того, решил взять с собой пятилетнего сына.
Папа Лев IV приветствовал бородатого саксонца в базилике Св. Петра, и пока его подручные аккуратненько освобождали короля Уэссекса от его приношений — золотой короны весом под два килограмма, меча, украшенного гравировкой, и окрашенного в пурпур плаща с золотыми ключами, — папа придумал приличествующее вознаграждение для своего гостя. Этельвулф был назначен консулом. Высочайший пост Римской республики, ради которого бедняга Цицерон напрасно выворачивался наизнанку, был отдан, как семечки, этому темному германскому вождю, а маленький Альфред стал крестным сыном папы римского.
Учитывая такое отношение, неудивительно, что эта поездка в Рим слегка ударила Этельвулфу в голову. Отец и сын пробыли там целый год, проживая в Schola Saxonum — скоплении саксонского типа домиков напротив собора Св. Петра, предназначенных для религиозных туристов из Англии, — и тратя еще больше валютных запасов своей страны на украшение римских храмов. Спустя два года, когда Альфреду было семь, они приехали снова, совершив второе паломничество.
Не так давно я повез в Рим свою дочь, и мы прошли вокруг Колизея, который и сегодня, наверное, выглядит почти так же, как во времена Альфреда. Я смотрел вверх на серебристые стрелки дождя на фоне его темных, закопченных арок и думал о том, что по сравнению с фотографиями он выглядит намного более жутким и огромным. Представляете, как это подействовало на неокрепший ум юноши — вся эта громада римской архитектуры. Ведь весь саксонский Саутгемптон — самый большой центр торговли за пределами Лондона — мог вполне поместиться в термах Каракаллы.
Конечно, большая часть Рима была разрушена, как и римский Лондон. Но папа Лев, крестный отец маленького Альфи, впечатляет тем, что он решил так возвести христианские постройки, чтобы они соперничали с реликвиями язычников. Он построил массивные стены вокруг Ватикана и то, что когда-то было мавзолеем Адриана (теперь Замок Святого Ангела). В наиболее впечатлительном детском возрасте Альфред Великий стал свидетелем перестройки города и понял что-то такое, что в Англии уже почти забыли — саму идею города.
Это была идея, которую викинги яростно отвергали. Им были неинтересны города — им было интересно их жечь.
В 860 году они разграбили Винчестер, столицу Уэссекса, и Альфред мужал в почти непрестанной борьбе с варварами. Его отец умер в 858-м, а затем один за другим продолжали умирать его старшие братья: никто из них не дожил до тридцати. В 871 году двадцатитрехлетний Альфред принял корону — в очень сложной обстановке. На викингов не было управы, и в 872 году часть великой армии варваров решила вновь заняться разорением Лондона, насилуя и грабя всех, кто еще там ошивался. Вроде бы вождь викингов Хальфдан даже повелел отчеканить в Лондоне свою монету — просто так, чтобы показать, кто здесь хозяин.
Альфред был вынужден платить денежную дань за свою землю (что само по себе не стыдно — такая стратегия используется до сих пор, с переменным успехом, против Талибана) и постепенно оказался загнанным в болотистую пустыню Сомерсета, беглец в собственной стране. Именно там он сжег хлеба в очаге простой крестьянки и, говоря словами книги «1066 и все такое» (1066 and All That), стал Альфредом Великим. Там же, по легенде, он и его слуга переодевались в бродячих певцов, чтобы следить за лагерем датчан.
Альфред истово веровал — с почти неприличным, по сегодняшним меркам, рвением, — как через столетия после него верили в викторианской средней школе, с ее духом воинствующего христианства — твердой верой не просто в Бога, а в то, что душу можно научить преодолевать несовершенство тела. Когда он повзрослел, его стали донимать сексуальные позывы, и он буквально молил, чтобы его отвлекла болезнь. Господь вознаградил его таким здоровенным геморроем, что после одной особенно мучительной охоты в Корнуолле он остановился в каком-то монастыре, чтобы вымолить себе другую болезнь.
