Флот был последней надеждой смертельно уставшего за последние дни генерала. Хилл знал только одно — гарнизон держится из последних сил, и если помощи не будет до вечера, то он примет условия капитуляции, которые ему предложил русский полковник.
Сын русского императора оказался очень любезным, предложив до вечера поразмышлять над условиями предложенной капитуляции. Тут он поступил как европеец, но остался по своей сути московским варваром.
Бомбы продолжали сыпаться на крепость, хотя Хилл искренне надеялся дать всем короткую передышку, попросив приостановить обстрел. Он сделал все что мог и сейчас с надеждой взирал на синюю гладь моря.
Если до вечера флот не придет, то капитуляция неизбежна. И не имеет права отдавать своих солдат на бесчеловечный убой, когда те не могут сражаться с подлым врагом лицом к лицу, встретив его штыками. Их просто убьют всех, выпустив еще несколько сотен чудовищных бомб, которые окончательно превратят Гибралтар в руины.
— Так нельзя воевать!
Генерал Хилл пришел в ужас от столь трусливого и бесчеловечного способа русских вести войну — на тысячи фунтов чугуна и железа, выброшенных из пушек, его солдаты платили своей горячей кровью, сотнями жизней, не в силах хоть раз попасть в неприятеля, что укрылся от их огня на безопасном расстоянии.
— Проклятые московиты!
Лондон
— Поймите меня правильно, ваше величество, но ваша страна вековой враг Антанты, и мы высадили сюда свои войска не для того, чтоб уйти. А потому, как мне видится, из ситуации есть только два выхода. Первый — полностью уничтожить Англию как самостоятельную державу, возможности для этого у нас есть. Мы высадили двести тысяч войск, и из России я могу привести миллионную армию, чего вполне достаточно для полного разрушения ваших городов и сел, заводов, мануфактур и верфей. Вы будете отброшены во времена Вильгельма Завоевателя, а ваши люди станут добывать себе пропитание поеданием собственных детей…
Слова русского императора звучали небесным громом, хотя он говорил тихо, отчего делалось еще страшнее. Глаза Петра горели невыносимым огнем безумной жестокости, и Георг не сомневался, что этот московит сделает так, как обещает.
— Я недавно смотрел чудные бумажки, где вы нарисовали, я имею в виду ваших подданных, моих офицеров, солдат и казаков в самом неприглядном виде. Вот, полюбуйтесь!
Георг взял отпечатанные рисунки и сразу узнал их. Они были помещены в газетах: на первом — бородатый, очень косматый казак поедал крошечного малыша прямо на глазах его матери, а на второй — русские офицеры насиловали и грабили добропорядочных горожан.
— Вот замечательный пример вашей независимой и объективной прессы! Как вы сами видите, мои офицеры и казаки вполне приличные люди. Первые, кстати, дворяне и весьма обижены на столь злостную клевету. Я, кстати, отправил казаков за авторами этих гнусных пасквилей и за редакторами газет. Их ждет суровое наказание…
— Вы отправите их в Сибирь? — Георг с трудом вымолвил страшное слово. Вся Англия знала этот суровый край, куда русский тиран отправлял неудобных ему людей, и там, в снегах, они замерзали и их живыми пожирали волки и медведи, что хозяевами разгуливали средь бела дня даже по городским улицам. Совершенно дикий и затерянный в снегах на краю света край!
— Нет, ваше величество, их просто выпорют! Снимут штанишки и пройдутся нагайкой. У вас в ходу больше розги, вы ими детей воспитываете, ну а мы так приучаем к честности и послушанию. Порем-с!
Король поежился, представив, что его самого, жену и детей могут запросто, по приказу, вывести на улицу и там подвергнуть жестокому истязанию. А русский император продолжил говорить тем же тоном хладнокровного убийцы:
— Впрочем, у меня есть такие народы… совершеннейшие дикари! Точь-в-точь как на рисунках! Я думаю, месяцев за пять они вырежут всех ваших подданных, даже на развод не оставят… Мои казаки по сравнению с ними невинные младенцы!
— Кто эти… люди… — с трудом вымолвил последнее слово Георг, буквально выдавив его из горла. Теперь стало по-настоящему страшно. Ему с детства говорили, что в России, раскинувшейся на тысячи миль, есть масса диких туземцев, занимающихся каннибализмом.