Зато сейчас это был уже совсем иной город: светлый, с многоцветием каменных домов — богатые купцы не жалели мошны, чтобы как можно лучше отделать не только свои собственные дома и усадьбы, но и общественные здания. И не скупились, гордясь такой полезной расточительностью. Только больниц и лечебниц на тридцатитысячный город приходился добрый десяток. А «Белый дом» — дворец наместника — и университетские корпуса вообще поражали своей помпезностью.
«Я становлюсь сентиментальной!»
Екатерина Романовна достала кружевной платочек и утерла непрошеную слезинку. Хоть года и брали потихоньку свое — княгиня «разменяла» седьмой десяток, — но женщина оставалась очень энергичной, к тому же продолжала вести занятия в университете и совершала отнюдь не короткие поездки по губернии.
— А ведь ты прав, батюшка, ой как прав!
Сейчас она вспомнила ту свою встречу с императором Петром Федоровичем в мрачной каменной келье, что являлась для нее тюремной камерой. И словно наяву услышала глуховатый голос царя, увидела блеск его глаз, когда он заговорил с ней о будущем величии России.
Даже спустя долгие годы Дашкова продолжала чувствовать стыд, что по собственному недомыслию встала на пути этого великого человека и могла тем самым принести неисчислимые бедствия этой ныне процветающей под его скипетром державе.
— Боже мой! — Екатерина Романовна прикрыла глаза. Перед ней прошли образы Като, царственной подруги, одноглазого гиганта Григория Потемкина, ставшего близким другом и единомышленником, гвардейских шалопаев братьев Орловых, что присоединили огромные территории за океаном, многих других — и живых, и уже покинувших этот свет. Но как много они сделали для России!
Екатерина Романовна еще раз утерла слезы и задорно тряхнула головой, при этом за какую-то секунду совершенно преобразившись, будто вернулась забытая годами молодость. В ее блеклых ранее глазах запылали задор и желание творить.
— Я выполню все предначертанное! — тряхнув еще пышными волосами, сама себе твердо сказала княгиня и с улыбкой победителя снова взглянула на поднимающийся ввысь собор, освещенный ярким летним солнцем.
Трафальгар
— Надеюсь, они сегодня получат достойный урок!
Адмирал Коллингвуд внимательно смотрел на огромный союзный флот, выстроившийся в три линии.
Первую и вторую, ближние к настигающему их английскому флоту, составляли испанцы и французы. А вот третья, выдвинувшаяся вперед, представляла собою главную угрозу. Русские паровые линкоры, вооруженные чудовищными «копьями сатаны», уже имели у британских моряков самую дурную репутацию.
— Сэр, русские «коптилки» ушли далеко! А их союзники явно отстают, вот бы сейчас дать им…
— Оставьте, баронет, никто не упрекнет русского адмирала, что имеет чудовищную для слуха фамилию Ушакофф, в трусости. Это какая-то задумка, азиатская хитрость!
Коллингвуд задумался — его эскадра, состоящая из 27 вымпелов, превосходила каждый из союзных флотов по отдельности, но все вместе они насчитывали вдвое больше кораблей баталии. Численного превосходства противника английский адмирал не опасался. Выучка и мастерство островитян должны были сыграть свою роль. В итоге битвы можно было не сомневаться, если бы не одно но…
— Что задумал русский адмирал?
Ситуация казалась Коллингвуду победной — навалиться по ветру, разорвать французскую линию, раздробив ее на множество отдельных схваток, и сразу же атаковать испанцев, внеся в бой сумятицу.
— Собачья свалка!
Да, именно так и не иначе. Адмирал улыбнулся — превратить сражение трех флотов во множество мелких схваток, где мощь британских кораблей, храбрость и отличная выучка команд принесут победу в каждом отдельно взятом бою.
Пока русские линкоры будут разворачиваться, убирая паруса, чтобы идти против ветра на паровых машинах, они потеряют время, а потому вряд ли рискнут со своими девятью вымпелами сражаться с победителем, имеющим вдвое больше кораблей.
Коллингвуд прикрыл глаза — именно так, убрав треть эскадры, он определил потери в будущей баталии, пусть мысленно, но такова была пристойная цена победы. Одно беспокоило адмирала — почему мелкие паровые суда русских не отошли к главной эскадре Ушакова, а держались в арьергарде у испанских линкоров Гравины.