— В Кадисе наши враги собрали огромный флот. Адмирал идет туда за победой, а затем вернется обратно!
— Я очень надеюсь на это, сэр…
В голосе адъютанта пронеслись прерывистые нотки: юный офицер явно хотел сказать нечто другое.
«И я надеюсь…» — мысленно произнес генерал. После очень долгой паузы он прошептал так тихо, что никто не мог услышать:
— Если флот не вернется, то мы не продержимся и трех дней…
Новый Орлеан
Белые паруса на горизонте не приближались, а вроде, как показалось Алексею Петровичу, даже удалялись. Подполковник бросил искоса взгляд на команду. Матросы хоть и поглядывали на неизвестный корабль, но тревоги не проявляли, хотя короткоствольные пушки готовили к бою, да из железной трубы корвета густо повалил дым. Паровая машина сильно лязгала, и теперь палуба чуть дрожала под ногами.
— Это британцы, Алексей Петрович!
Ермолов обернулся, услышав за спиной спокойный голос капитана: потомок татарского бека, каких насчитывалось очень много в русской истории, причем некоторые из них, такие, как Борис Годунов, ставший Московским царем, являлись истинными патриотами России и привнесли большой вклад в ее становление.
Представители этого типично сухопутного народа, сыны которого заполонили ряды русской кавалерии, особенно в уланских полках, теперь стали служить и на морях, что было очень удивительным делом. Но капитан корвета нравился Ермолову — знающий, опытный офицер чувствовался в каждом его слове и жесте.
— Бегут, мерзавцы!
Чероков презрительно улыбнулся и добавил такую матерную конструкцию, что Алексей Петрович, считавший, что ругань вливается в русского человека с материнским молоком, восхитился.
Таких замысловатых оборотов подполковник не слышал. Тут было все — и поминание предков британцев, и их сомнительные связи с кровосмешением, и оценка коварства островного народца с добавлением сочной экспрессии морской души, покрытой замысловатой вязью прекрасных, истинно татарских узоров, многие из которых Алексей Петрович услышал впервые, хотя рядом с его поместьем жил потомок касимовского мурзы.
— А чего ж они бегут-то?
— Так по ветру сподручнее! Мы даже на полных парах догнать не сможем! Тяжеловат ход у моего «архангела», да и угля потратим много, его у нас и так в ямах почти не осталось. Только у французов бункера заполним, там наша угольная станция есть.
— А если бы их двое было? — посмотрев на горизонт, осторожно спросил Алексей Петрович, показывая рукой на белые пятнышки парусов.
— Тогда бы мы от них убегали! Супротив ветра догнать нас никому невозможно. Машина!
— Ага… — крякнул в ответ Алексей Петрович, чисто русским жестом потирая затылок и собрав поперечные морщинки на широком лбу. Теперь он стал понимать кое-какие азы морской тактики.
«Замысловато воюют, все им учитывать надо! И ветер, и течение, и отливы с приливами, прах бы их всех побрал!»
Ему сейчас очень хотелось ступить на твердую землю и больше никогда не видеть этой бескрайней пронзительной синевы внизу и вверху, что смертельно осточертела за многие дни.
— Я вижу, господин коллежский асессор, — капитан усмехнулся, словно прочитав мысли, пробежавшие по лицу собеседника, — вам очень хочется вступить на «землю обетованную». Посмотрите на север, вон туда, словно темная каемочка расплывается от края до края. Там Новый Орлеан, к вечеру вы получите то, что желаете!
Портсмут
— Вы сами загнали свой флот в ловушку, господа англичане! И теперь узнаете, как лиса давит в сарае кур!
Улыбка на лице контр-адмирала Алексея Самуиловича Грейга не предвещала ничего доброго. Именно он несколько недель назад предложил уничтожить британские линкоры прямо в базах накануне высадки десанта на Остров и тем самым не дать возможности английскому флоту помешать проводке огромной транспортной флотилии.
Как водится на флоте и в армии, принцип — «всякая инициатива наказуема» и «тот, кто предлагает, тот и выполняет», планирование и проведение операции поручили именно ему, и сейчас тридцатилетний адмирал испытывал ликующую радость.
Густой лес высоких мачт, похожих на кладбищенские кресты, заполонил гавань и рейд, постепенно вырастая по мере приближения броненосцев. Здесь находилось никак не меньше четырех десятков кораблей, больше половины которых представляли линкоры.
