– Хоть что-нибудь скажи! – взмолилась мама.
Лоллипоп выдавил:
– Мне срочно нужен «Лоллипоп», зелёный!
Сестра помчалась к Смешанному Отто. Лавка была на замке, пришлось звонить с чёрного хода. Вскоре она вернулась с полдюжиной зелёных «Лоллипопов». Положила их перед Лоллипопом на тумбочку.
– Ну, теперь говори, – не вытерпела уже бабушка.
Лоллипоп покачал головой. Бабушка и мама подсели на кровать. Они говорили Лоллипопу разные ласковые слова. Как об стену горох! Тогда они пошли спать.
А Лоллипоп не смыкал глаз, обсасывал шесть леденцов до зеленоватой прозрачности. Трудился до рассвета, и, когда вошёл доктор – его вызвала бабушка, – Лоллипоп сидел в кровати совершенно измождённый, мертвенно-бледный, храня молчание.
– Откроем рот, молодой человек, – произнёс доктор, поднёс ночник к лицу Лоллипопа и заглянул в рот.
Доктор всегда в первую очередь осматривал у ребят горло – на предмет ангины или обыкновенного бронхита. Гортань Лоллипопа была несусветно зелёная. Шесть «Лоллипопов» расцветили её чудовищно.
– Странно, весьма странно, – пробормотал доктор и задумчиво повертел головой. – Уникально!
Он прописал Лоллипопу одно лекарство для полоскания, одно для глотания и ещё одно для шейных компрессов – им следовало смачивать полотенце.
Неделю Лоллипоп не вставал. Бабушка это время к Гофштеттерам не ходила. Она сидела рядом с кроватью и вязала свитер. В первый день зелёного бронхита она по меньшей мере раз десять спросила:
– Ну, Лолли, деточка, объясни наконец, что это за дешёвые колготки и даровое мясо?
Но Лоллипоп как воды в рот набрал. Он держал один леденец у правого глаза, другой – у левого, наставив их на бабушку. Один хорошо – два лучше, решил он про себя. На второй день зелёного бронхита бабушка всего шесть раз поинтересовалась колготками и мясом, а на третий – лишь однажды. На четвёртый день она эту тему вовсе не затрагивала. Для гарантии Лоллипоп ещё два дня не отнимал леденцы от глаз, а на седьмой вылез из кровати, достал из кармана сто пятьдесят шиллингов и молча вручил их бабушке.
– Как это понимать? – спросила бабушка. – С какой стати? Что мне прикажете де…
Она осеклась на полуслове: Лоллипоп опять держал леденцы перед глазами.
– Хорошо, – сказала бабушка, – вопросов не имею. – И добавила: – Куплю себе на эту сумму шляпу, зелёную, я к ней давно приглядываюсь. – И ещё добавила: – А теперь, чёрт возьми, отдери наконец от глаз эти несчастные ледышки. Сил моих больше нет!
Лоллипоп спрятал леденцы и опять заговорил. Без умолку. Столько надо было наверстать! Он говорил о школе, и о будущих каникулах, и о бассейне. Ещё о Томми и о лавке его отца. Расспрашивал о Гофштеттерах. Но о колготках и свиных шницелях словом не обмолвился.
Есть люди, которые собак любят, и есть люди, которые собак не любят. Лоллипоп не знал, к кому себя отнести, потому что он собак боялся. А ежели кто чего боится, тому трудно определить, любит он то, чего боится, или нет. Иногда Лоллипопу казалось: вот не боялся б я этих бестий, с удовольствием чесал бы им за ушами и дёргал слегка за хвост. А иногда Лоллипопу казалось: даже если б я их ни капельки не боялся, от них всё равно псиной разит, лай стоит круглые сутки да ещё шерсть лезет.
На Лоллипопа наводили страх не только рослые, брехливые собаки, но и карликовые, кусачие. И тихие пёсики с задумчивыми глазками, шелковистой шёрсткой, куцыми дрожащими хвостиками. Даже трусливой, игрушечной дворничихиной болонки он боялся как огня. А она едва ли крупнее морской свинки, только очень лохматая.
Ни мама, ни бабушка, ни сестра понятия не имели о великом собачьем страхе Лоллипопа. А сам он никогда об этом не говорил, считая, что ребята, боящиеся собак, – с большим приветом. Все в классе считали, что ребята, боящиеся собак, – с большим приветом. Лоллипоп до того дошёл, что поднял на смех собственную сестру, когда та с ужасом рассказала о встреченной на улице клыкастой овчарке.
– Собаки испугалась! Ой, держите меня! – насмешничал Лоллипоп.
Мама в таких случаях всегда говорила:
– Лоллипоп, радуйся, что ты такой герой, и не гогочи как в цирке!