Но и этим разрушителям, и их критикам не мешало бы лучше знать историю. Да, Ленин не жаловал Россию, но в своей деятельности он олицетворял организующее государственное начало в труднейших условиях полной анархии и распада государства. Сегодня мы опять оказались в такой же ситуации, и опять из оравы обалдевших, как разъяренный слон, от разрушительного кайфа “демократов” в муках выделяется ядро государственников, которым суждено будет снова по кусочкам собирать державу. И как бы ни относиться к Ленину, не грех и поучиться у него, потому что именно он, а не кто-нибудь другой, сумел тогда выдвинуть социально-политическую программу, способную объединить широкие массы, и национальную программу, способную удержать другие народы в рамках одного государственного целого с Россией. Поэтому Ленин, как ни парадоксально это прозвучит, был выразителем Русских национальных интересов, несмотря на свои субъективные антирусские заскоки, как в силу объективных причин пошла в конечном счете по русскому пути и революция, первоначально оседланная инородцами. И нашу нынешнюю демократическую революцию история опять выведет на тот же путь, никто нас с него не свернет.
Перечитаем снова последние страницы книги “1920 год” В.В.Шульгина. Как злободневно они звучат!
“Под оболочкой советской власти совершаются стихийные процессы огромной важности, ничего общего с ней не имеющие”. “Они восстановили русскую армию”. “Их армия била поляков, как поляков, И именно за то, что они отхватили чисто русские области”.
“Знамя Единой России фактически подняли большевики”. “Фактически Интернационал оказался орудием расширения территории для власти, сидящей в Москве, до границ, где начинается действительное сопротивление других государственных организмов, в достаточной степени крепких. Это и будут естественные границы будущей Российской державы”, “Социализм смоется, но границы останутся. Будут ли это границы 1914 года или несколько иные – это другой вопрос. Во всяком случае, нельзя не видеть, что русский язык во славу Интернационала опять занял шестую часть суши. Сила Событий сильнее самой Сильной воли. Ленин предполагает, а субъективные условия, созданные Богом, как территория и душевный уклад народа, “располагают” “А третье, что они взяли, – это принцип единоличной власти”. “Резюме: большевики
1. восстанавливают военное могущество России;
2. восстанавливают границы Российской державы до ее естественных пределов;
3. подготовляют пришествие самодержца всероссийского”.
Шульгин и его неназванный собеседник гадали: будет это Ленин? Или Троцкий? И догадывались: ни тот, ни другой. “Придет Некто, кто возьмет от них их решимость – принимать на свою ответственность, принимать невероятные решения. Их жестокость – проведение однажды решенного. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям”.
Шульгин и его собеседник не знали только имени этого Некто. Мы-то хорошо знаем – задним числом. Но мы опять не знаем, какой Некто придет завтра и сметет беснующуюся сегодня нечисть. Мы только знаем, что придет и сметет, как Шульгин знал, что восстановление России придет через Красное Безумие, и Белая Мысль победит во всяком случае.
Но Шульгин писал все это уже после гражданской войны – в 1917 году он бы такого не написал. У нас же сегодня события еще только раскручиваются, мы где-то на уровне начала 1918 года, когда разогнали Съезд народных депутатов: …пардон, Учредительное собрание под тем предлогом, что оно, дескать, отстало от хода революционных реформ и тормозит их. И хотя сегодня развелось уже невероятное количество предсказателей, – лучше не слушайте их, дорогие граждане, сколько ни вращайте Глобус, вы все равно не поймете, какие сюрпризы готовит нам будущее. Зато прошлое может подсказать нам больше, чем кофейная гуща.
И еще один урок прошлого. В 1917-1918 годах отовсюду тоже неслись стенания о гибели России, какие мы и сегодня нередко слышим. Но если Россия не погибла тогда, то есть надежда, что не погибнет и теперь. В прошлую революцию рухнула не Россия, а определенное социальное устройство, и больше всего рыдают после этого тё, кто имел привилегированное положение при этом устройстве. Так было, так есть. В ту гражданскую войну белые армии подозревались в том, что они хотят восстановить власть капиталистов и помещиков, сейчас все противники демократов обвиняются в том, что они хотят восстановить власть коммунистов. В обоих случаях мы имеем дело с пропагандой, основанной на полуправде, но в пропаганде “красных” во времена гражданской войны правды было все-таки больше половины. Те, кто тогда бил себя в грудь и кричал “Россия”, “Родина” и прочие красивые слова, оказались неспособными выразить действительно общенациональные интересы. Генерал А.И.Деникин с горечью писал в своих мемуарах, что белые только будучи уже выкинутыми в Крым начали подумывать о “необходимости жертвенного подвига”, то есть об отказе от своих привилегий – более умное французское дворянство и духовенство сделало это уже в самом начале великой французской революции, в ночь на 4 августа 1789 года. Лидеры белого движения не имели ни социальной, ни национальной программы, которая могла бы рассчитывать на успех, и при всем своем субъективном патриотизме оказались в зависимости от враждебных России иностранных Держав. Такова диалектика истории. Слова и намерения на ее весах весят очень мало.
