, смерть приручённая, дезинфицированная, вульгаризированная, ее скоро будут доставлять нам вместе с медицинской справкой, гарантирующей «существование после смерти». Но мы знаем и мы верим (или по крайней мере, мы, как христиане, должны знать и верить), что Бог создал нас, призвал нас «из тьмы в чудный Свой свет», как говорит апостол Петр [1 Пет 2:9], не ради «существования после смерти» (пусть даже вечного) или, говоря по-иному, не ради «вечного существования в смерти», но ради
общения с Ним,
познания Его, которое одно есть жизнь, и жизнь вечная.
Когда человек, предпочтя себя Богу, отвернулся от Бога и умер (ибо без Бога жизни нет), когда (другими словами) он превратил всю свою жизнь в разлуку, тление и одиночество, Бог Сам в лице Человека Иисуса Христа сошел в царство смерти, разрушил его «и сущим во гробех живот даровал». Именно эту жизнь, точнее, Бога — подателя жизни, а не смерти — прославляем мы в наших похоронных обрядах, в нашей «литургии смерти», истинное значение которой скрыто сегодня даже от тех, кто ее совершает (ибо таков наш интерес — можно почти сказать: наша нездоровая любовь — к «старой смерти»). Смысл истинно христианского похоронного богослужения в том, что оно вечно претворяет «надгробное рыдание в песнь “Аллилуиа!”» (Последование Панихиды: «...надгробное рыдание творяще песнь: аллилуиа») — песнь тех, кто, за пределами этой жизни, за пределами смерти, лицезреют Бога, и только Его одного: чья душа «истомилась, желая во дворы Господни», чьи сердце и плоть «восторгаются к Богу живому» [см. Пс 83:3]. Именно к этому прославлению Бога живого в литургии смерти мы обратимся завтра, в следующей лекции.
ЛЕКЦИЯ II Похороны: обряды и обычаи
Вступление
Как богослов, я хочу добавить, что «литургия смерти», какой вы ее знаете, включает в себя не только похоронный обряд, но и сложную византийскую систему молитв за усопших. Не существует исчерпывающего исследования исторического развития этой традиции, есть лишь несколько (довольно незначительных) монографий о ее отдельных аспектах. Похоронный обряд, так же как и различные формы того, что мы называем поминовением или «молитвой за усопших», таким образом, обычно рассматриваются как некое однородное целое, возникшее в нынешней форме если не прямо в день Пятидесятницы, то по крайней мере в течение недели, следующей за ней. Но на деле вся эта область нашей литургической традиции — наименее однородна. Она состоит из многих слоев, не только возникших в различные исторические периоды, но (что еще важнее для этого семинара) и принадлежащих к разным духовным, богословским, психологическим и культурным традициям и мировоззрениям.
Таким образом, начиная анализ православной литургии смерти, я должен вас предупредить, что при нынешнем положении вещей такое рассмотрение по необходимости будет очень приблизительным, основанным не только на точно установленных фактах, но и на некоторых предположениях. К тому же (а также ввиду ограниченного времени) этот анализ будет очень общим. За границами нашего обсуждения могут остаться многие детали и обстоятельства, например, появление и развитие гроба, очень интересный вопрос. В древности, да даже еще и в Средние века, никто не знал об этих обитых изнутри атласом ящиках, которыми мы сегодня пользуемся. Считалось, что даже в церкви усопший должен лежать на кровати. (Страшно подумать, во что превратилась бы такая кровать сегодня — вероятно, в шикарное ложе на колесах и с откидным балдахином.) Короче говоря, возникновение гроба — очень интересный факт, и не только с богословской, но и с культурной точки зрения. Или возьмем другой обычай, имеющий довольно сложную и чрезвычайно интересную историю, — выставление тела для прощания, и особенно лица. Вы знаете, что сегодня считается, что только священникам следует закрывать лицо после смерти, и то теоретически, потому что я присутствовал на многих похоронах священников, у которых лица были открыты. Но это скрывание лица было когда-то общим правилом, то есть распространялось не только на священников. Потребовалась бы целая лекция для описания этого обычая, определения, откуда он возник, почему был так важен, какое глубокое отношение к смерти и жизни за ним стояло. Но мы не сможем этого сделать, потому что, как я уже сказал, у нас нет времени. Точно так же я не смогу рассказать обо
