— Кажись, выгребли, — сказал первый шахматист ледореза — кочегар Любарский. — Мне корешки наставление прочли перед отходом: «Если зазимуете — лучше не возвращайся на Дальний Восток. Не позорь нас».
Марка дальневосточников не опозорена. Даже лишнее дело сделали, — вспомнил он проводку «Партизана Щетинкина».
— Молодец наш кэп, — заключили в бункере. — Настоящий моряк. Легко с таким человеком плавать. Знает, за что берется. А если возьмется, обязательно доведет до конца.
*
Двадцать третьего августа две важнейших задачи сквозного похода, были выполнены: освобождена первая Ленская и закончена проводка второго каравана. «Сакко», «Молотов», «Байкал» и «Щетинкин» шли курсом на бухту Тикси.
«Литке» и «Ермак» возвращались к мысу Челюскин.
Большевики взломали ледовую перемычку пролива Вилькицкого на пять суток раньше намеченного профессором Визе срока.
Ни бури, ни пробоины.
Ни холод ледяной
Не скроют путь,
Освоенный
Отважною страной.
Еще одна победа —
И в этот раз;
Еще одна пропета
Песня про нас.
Н. АСЕЕВ.
Ночь, настоящая ночь, шестьдесят суток невиданная нами, беззвездной мглой накрыла мутные воды Енисея.
Рейд острова Диксон на месяц досрочно принял краснознаменный ледорез. Используя излишек времени. «Литке» подсменил «Малыгина» — лидера Карской экспедиции, дав возможность ему пойти к острову Русскому и высадить там зимовку комсомольца Званцева.
«Рандеву» состоялось у безлюдного архипелага Норденшельда. Неделю мы пробивались в непроходимых полях вечного пака. Их принесло норд-вестовым ветром из горла Карского моря. Неделю Карское море оправдывало название, присвоенное ему академиком Бэром: ледяной погреб.
У мыса Челюскин казалось, что трудности кончились. Метеосводки, полученные перед отходом, успокоили сообщениями о благоприятных ветрах, о чистой воде до самого Диксона.
На деле произошло обратное.
Злоключения начались с того, что невдалеке от острова Фирилея неожиданно выросло темное пятно. Земля? Судя по карте, здесь ей быть не полагалось. Неизвестный островок — невысокая каменистая гряда в ожерельи стамух[32] торчала перед носом ледореза. Мы поблагодарили природу, обезопасившую плавание в этих широтах двухмесячным непрерывным днем, и, записав координаты новой земли, вежливо обогнули ее.
Плавание с препятствиями продолжалось до острова Русского, где путь к Диксону закрыли паковые поля. Норд-вест гнал льды за корму «Литке» и образовал кольцо, которое примыкало вплотную к острову. Мы снова оказались в ловушке. Аммонал подрывника Рязанкина не оказывал нужного действия. Проход следовало искать только на севере, но за нами в кильватере двигался маломощный лесовоз, и рисковать им было бессмысленно. «Ермак», идущий на помощь «Сакко», зажатому дрейфующим паком около островов Каменева, свернул к нам, попытался форсировать перемычку, но, бессильно отступив, ушел по назначению.
Осталось выяснить ледовую обстановку с воздуха.
*
Куканов взлетел, взяв запас горючего на четыре часа и наблюдателем секретаря комсомольского коллектива «Литке» — третьего штурмана Петровича. Почти сразу же после подъема самолета внезапно началась пурга, и стало мучительно ясно, что пилот сегодня не найдет нас и, в лучшем случае, сделает вынужденную посадку.
Где?
Мы запросили рации мыса Челюскина и Диксона. Ответы пришли неутешительные: самолета никто не видел.
Значит, один из островов архипелага Норденшельда или одна из многих льдин.
Стамуха у архипелага Норденшельда.
О худшем старались не думать.
К утру переменился ветер, расчистил проход, но «Литке» не мог воспользоваться благоприятной обстановкой.
И когда истекли все сроки, радист «Малыгина» передал, что зеленая птица пролетела к нашей стоянке.
Неужели Куканыч? А что если это «Н-2» Алексеева, идущий с Диксона разыскивать товарища?
Увидел самолет четвертый штурман — Федя Сысоев.
Радостно вопя, он промчался по ледорезу.
Не обращая внимания на леденящий штормовой ветер, мы выскочили на кормовую палубу.
Амфибия как бы стояла на одном месте. Встречный ветер отжимал ее обратно, и пятнадцать миль — видимость с борта ледореза — Куканов одолевал почти полтора часа.