К сцене подошел мужчина в застиранной майке Dead Kennedys, пожал гитаристу руку.
– It was fuckin' awesome! Like fuckin' CBGB in the 1970s, but actually better! It's the true spirit of punk rock![1]
На полу у сцены в луже пива лежал выбитый зуб, рядом шприц и две пустые бутылки.
Мужчина за сорок, с длинными, собранными в хвост волосами, в костюме и белой рубашке вынес ящик пива.
– А вот и ваш гонорар. В гримерку нести?
– Да, – ответил гитарист. – Спасибо, Иван.
Гитарист заметил девушку в драных колготках, участвовавшую в драке.
– Присоединишься к нам?
Девушка кивнула.
Они прошли в гримерку: узкую каморку за сценой с пластмассовым красным столом и стульями.
– Ты всегда дерешься кулаками? – спросил гитарист.
– Классе в седьмом научилась. До этого я царапалась.
– Как тебя зовут?
– Оля.
– А я Влад.
2
Оля
У меня был выходной, и я сидела в своей комнате за шкафом. Хотя на самом деле это никакая не комната, а отгороженный шкафом угол.
Родители отгородили мне его, когда мне было лет тринадцать. Я тогда сказала, что больше не буду спать с Лешей в одной комнате. Ему было восемь, и он уже стал превращаться в придурочного гопника, в которого в итоге вырос.
Первое время я иногда по ночам слышала, как родители трахаются, а иногда даже подглядывала за ними. Потом мне это стало неинтересно.
Я слушала «Closer»[2] в наушниках на своей старенькой магнитоле Sharp и смотрела в окно. Небо над купчинскими хрущевками было ясным и голубым. На ржавый, обосранный голубями карниз капало с крыши.
Я выключила музыку. Снимая наушники, зацепила заколку. Она упала на стол. Под стеклом уже много лет лежали одни и те же фотографии из журналов. «Алиса». «Кино». «Наутилус Помпилиус». Группы, которые я когда-то любила, и к которым давно равнодушна.
Мне все недосуг было чем-нибудь их заменить, а потом я просто забила. Я давно уже не считала эту квартиру домом, и поэтому мне было все равно. Точно так же мне было плевать на постеры «Аквариума» и «Алисы» на «спине» шкафа. Уж лучше что-нибудь, чем просто фанера.
Я подошла к шкафу с другой стороны, открыла. Из соседней комнаты был слышен телевизор – шел хоккей.
Я надела джинсы и свитер, взяла рюкзак, вышла в проходную комнату.
Отец и Леша сидели на диване. На полу стояли несколько пивных бутылок.
– Ты надолго? – спросил отец. – Купи нам пива, а?
– Деньги давай – куплю.
– Что значит – деньги? – Он говорил медленно, заплетающимся языком. – А у тебя, что, нет? Или тебе в падлу родному отцу купить пива? Это что, не я тебя вырастил?
– Не, правда, а? – сказал Леша. – Хули тебе, жалко? Если ты так жмешься, то я потом отдам…
– Когда? Ты сначала работу найди.
– Найду, не ссы. Ну что, купишь?
– Не куплю. И вообще я скоро съеду от вас. Посмотрим, как вам будет хорошо на одну мамину зарплату.
На улице было совсем не холодно, и я не стала застегивать куртку. Я прошла через двор, села на лавочку, достала из рюкзака сигареты и зажигалку, прикурила, выпустила дым.
Небо было таким голубым, как будто не март, а май.
Я вспомнила вчерашний концерт, Влада. После концерта, в гримерке, он все время молчал. Сидел в углу с бутылкой «гонорарного» пива и слушал, что говорили другие.
И я просто пересела поближе к нему. И мы так вот сидели и молчали. А потом он предложил встретиться. Мы договорились на послезавтра.
3
Влад
Утром работа. Я подмел двор у восьмого корпуса. На стене за старым «Москвичом» без колес появилась свежая надпись «Н.Б.П.»
На краю песочницы два мужика пили портвейн из горла. Они увидели, что я на них смотрю. Позвали. Я бросил метлу, подошел.
– Хочешь?
Мужик был не похож на ханыгу, скорей на итээровца, забившего на работу.
Я кивнул. Второй смотрел на меня исподлобья. Под глазом у него желтел синяк. Рядом, на щеке, засохла кровь.
Итээровец протянул мне бутылку. Я вытер горло рукавом куртки.
– Да уж, – сказал итээровец. – Погляди на Федю. Он когда-то работал со мной в Арктическом НИИ, а потом перестройка все перестроила… Уже два года, как бомжует. Ни семьи, ни квартиры… Я б и рад поселить его у себя, да негде…
Мужик с синяком продолжал смотреть на меня. Я сделал два глотка, отдал ему бутылку. Сказал:
