«Вот только похмелюсь на Серпе и Молоте, и
[Москва — Серп и Молот]
и тогда все, все расскажу».
В отличие от Радищева, который путешествует для того, чтобы посмотреть вокруг, герой Ерофеева не выглядывает в окна и вообще никак не реагирует на жизнь за пределами электрички. Действие развивается в замкнутом пространстве, никак не сообщающемся с внешним миром. И в этом пространстве герой чувствует себя спокойно. Более того, все беды начинаются после того, как рассказчик прекращает это «статическое движение», когда его «выносит» из электрички и, по-видимому, «вносит» в другую. Но об этом позже.
Главное действующее лицо поэмы, рассказчик, это alter ego самого Ерофеева. В поэме много биографических деталей, причем автор часто обращается непосредственно к себе, что создает довольно комический эффект: «Помни, Веничка, об этих часах» или «Пойди, Веничка, и напейся». Эту «ласково-эгоцентрическую» интонацию обращения к самому себе автор нашел не сразу. В одной из записных книжек Ерофеева есть такая запись:
«К вопросу о собств[енном] я, и т. д. Я для самого себя паршивый собеседник, но все-таки путный, говорю без издевательств и без повышений голоса, тихими и проникновенными штампами, вроде „Ничего, ничего, Ерофеев“, или „Зря ты все это затеял, ну да ладно уж“ или „Ну ты сам посуди, ну зачем тебе это“ или „пройдет, пройдет, ничего“».[197]
Поэма начинается со знаменитого «Все говорят: Кремль, Кремль…» Веня каким-то фатальным образом никак не может попасть в Кремль: «Сколько раз уже, напившись или с похмелюги, проходил Москву с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало — и ни разу не видел Кремля». Надо сказать, Москва в поэме — оставленное Богом место: «я знаю, что в эту сторону Он ни разу и не взглянул…» А Кремль, как центр Москвы, — кромешный ад, средоточие всего зла. Это закономерно: в Кремле находился ЦК КПСС, а именно против бессмысленной и тоталитарной коммунистической системы и направлена в значительной степени ирония писателя. Москва противопоставлена Петушкам (даже в названии «Москва–Петушки»), которые олицетворяют рай, Эдем: «Петушки Он стороной не обходил», «Петушки — это место, где не умолкают птицы ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин».
Из многих Московских пригородов Ерофеев выбрал именно Петушки, надо полагать, не случайно. Во-первых, «ПЕТушки» созвучны с «ПЕТербургом», что является еще одной отсылкой к Радищеву (указал Б. В. Останин[198]). Во-вторых, Петушки находятся на 101 километре от Москвы, а в советские времена за некоторые административные правонарушения ссылали как раз за 100 километров от города. Получается, что Петушки находятся за некоторой «административно-милицейской» границей Москвы, что усиливает противопоставление этих населенных пунктов.
Во второй главе у Вени появляются первые собеседники — это ангелы с их ценным советом: «зажмурься, чтобы не так тошнило». Ангелы представляются герою добрыми существами: они поют «ласково-ласково» и вообще, «какие они милые!» Ангелы сопровождают героя и отлетают только тогда, когда он первый раз улыбается. В следующий раз они появляются на последних страницах книги, причем изображаются совсем в ином, чудовищном виде:
«И ангелы — рассмеялись. Вы знаете, как смеются ангелы? Это позорные твари, теперь я знаю — вам сказать, как они сейчас рассмеялись? Когда-то, очень давно, в Лобне, у вокзала, зарезало поездом человека, и непостижимо зарезало: всю его нижнюю половину измололо в мелкие дребезги и расшвыряло по полотну, а верхняя половина, от пояса, осталась как бы живою <…> А дети подбежали к нему, где-то подобрали дымящийся окурок и вставили его в мертвый полуоткрытый рот. И окурок все дымился, а дети все скакали вокруг и хохотали над этой забавой».
Почему ангелы Господни смеялись над умирающим Веничкой, как дети над изуродованным трупом человека? Почему ангелы оказываются в конце концов «позорными тварями» и, по сути, превращаются в дьяволов? Я думаю, не стоит искать в этом, да и во всей поэме завуалированных христианских идей, как это делает В. Курицын в своей статье.
