Перечисляя инверсии Кэрролла, Гарднер неизбежно приближается к фундаментальным проблемам бытия. Ибо пока мы остаемся на уровне забавных «перевертышей», пятистиший-лимериков, с их частушечной логикой, земля продолжает свой путь в космосе, электроны продолжают бегать по своим орбитам, привычные представления продолжают покоиться, условно говоря, на непоколебимых двух слонах и трех китах тоски по XIX веку, на незыблемых подмостках инерции и традиции.
Но нельзя ходить по чужому дому, не натыкаясь на мебель, не оставляя следы на полу, не затрагивая самую суть сложившегося уклада. И вот уже толкователи «Алисы в Зазеркалье» начинают всерьез интересоваться атомным уровнем зазеркальной действительности.
Один-единственный пример: в первой же главе второй сказки, еще не переступив стеклянный Рубикон, Алиса обращается к своему котенку с несколькими риторическими вопросами: «Ну, как, Китти, хочешь жить в Зазеркальном доме? Интересно, дадут тебе там молока? Впрочем, не знаю, можно ли пить зазеркальное молоко? Не повредит ли оно тебе, Китти…»
На эти вопросы неожиданно берется отвечать комментатор: «Рассуждение Алисы о „зазеркальном молоке“ гораздо значительнее, чем думалось Кэрроллу. Лишь спустя несколько лет после опубликования „Зазеркалья“ стереохимия нашла положительное подтверждение тому, что органические вещества имеют асимметричное строение атомов. Изомеры суть вещества, молекулы которых состоят из совершенно тех же атомов, соединенных, однако, в топологически различные структуры. Стереоизомеры суть изомеры, идентичные даже в топологической структуре, однако из-за асимметричности структуры они образуют зеркальные пары, подобно левому и правому ботинку. Все органические вещества стереоизометричны… Ни одна лаборатория или корова пока что не дала „зазеркального“ молока, но можно смело сказать, что если бы асимметрическую структуру молока зеркально отразили, его нельзя было бы пить».
Но самое главное мы узнаем дальше: о теоретическом открытии двух физиков относительно того, что частицы и их античастицы (то есть идентичные частицы с противоположными зарядами) суть не что иное, как зеркальные отражения тех же структур. «Если это так, тогда „зазеркальное“ молоко будет состоять из „антивещества“, которое Алиса даже не сможет выпить: стоит ей войти в соприкосновение с этим молоком, как оба они взорвутся. Разумеется, анти-Алиса, находящаяся по ту сторону зеркала, найдет антимолоко чрезвычайно вкусным и питательным».
Возможно, физикам и математикам восторги М. Гарднера по поводу всех этих естественнонаучных эксцессов придутся по сердцу, а главное, по разумению. Принадлежа к той части человечества, каковая не способна даже на простую лаборантскую работу — скажем, сделать выбор между пробирками и ретортами, я благоговею перед ослепительной терминологией комментатора, особенно же перед логикой спектрального анализа, квантовой механики и — как там ее бишь — стереохимии. Я мысленно пригубляю антимолоко и примеряюсь к возможным катастрофическим результатам своей авантюристической акции. Но тут вдруг громко заявляет о себе литературоведческий дух противоречия: «Причастны ли к искусству идентичные частицы с противоположными зарядами, столь милые эрудиту Гарднеру? Попросту говоря, на кой черт в данном контексте нужен этот „Паноптикум алхимических сенсаций“?»
Собеседник и оппонент у меня один — я сам. Попробуй не ответить самому себе, ежели нет других, альтернативных путей к истине! Что ж, не претендуя на знание истины, выскажу некоторые догадки.
«Алиса в Стране Чудес» и «Алиса в Зазеркалье» имеют глубокий литературный смысл, поскольку подводят материальную (и материалистическую) базу под процессы, происходящие с художественной реальностью в сатирико-юмористических (особенно — пародийных) произведениях. С такой (отчасти шутливой) точки зрения, концепция «Зазеркалья» — новаторская: это переворот сложившихся взглядов на комическое как на стихию разбушевавшейся субъективности.
Если пародия может распространить свое воздействие в глубь материи, задевая даже молекулярные уровни, если она добирается аж до атома, то надо видеть в ней нечто фундаментальное, всепронизывающее, могущественное. Если появлению пародийного образа предшествуют и соответствуют сдвиги в недрах вещества, значит, по своим связям с жизнью пародия не уступает «оригиналу», объекту — другому литературному произведению.
