«Я не могу писать неправды, но писать неправду мне не нужно, ибо моя правда совпадает с правдой революции, без революции и вне ее я не мыслю своего существования и своего творчества».
* * *
Книга рассказов А. Макарова «Путь секундной стрелки» поверхностна и грубовата. Автор пишет в давно знакомой «импрессионистской» манере: короткими, будто бы яркими фразами, ставя точку там, где естественно было бы ждать запятую, ища резких и быстрых эффектов… Его литературная слабость тем яснее сказывается. Но иногда ему удается найти меткое слово, и поэтому к разряду «безнадежных» его отнести никак нельзя. Когда–то Владимир Соловьев писал о Брюсове: «если автору меньше пятнадцати лет, то, может быть, из него что-нибудь и выйдет, если больше — не выйдет ничего» (цитирую по памяти). Очень часто, читая новых советских авторов, думаешь приблизительно то же самое. К сожалению, мы о большинстве из них ничего не знаем, ни сколько им лет, ни кто и что они вообще.
Рассказы Макарова интересны по колориту и обстановке, но не по содержанию. Содержание самое плоское: жил-был молодой рабочий, терпел от хозяина, настала революция, рабочий хозяину отомстил. Но отдельные сцены, отдельные «штрихи» неплохи. Особенно, когда Макаров касается красноармейской солдатской жизни. Он ее чувствует и знает, он умеет показать ее читателю.
* * *
Два сборника стихов — «Городская весна» Е. Шаха и «Остров» Ю. Мандельштама — оба одинаково грамотны и опрятны, внутренне и внешне. Шах, пожалуй, опытнее как стихотворец, но у Мандельштама острее и живее непосредственное поэтическое чувство.
Шах пишет главным образом о своей меланхолии, о незнании, что с собой делать и к чему применить свои силы. Даже любовь лишь наполовину выводит его из спячки. Впрочем, он именно о любви пишет лучше всего, и есть в его любовных «томлениях» подлинное своеобразие.
Мандельштам говорит языком более общим. Зато иногда у него чувствуется сила, отсутствующая у Шаха.
Нет, не восторг, не солнечный туман,
Мне только стыд на искупленье дан.
В стыде живу, постыдно умираю,
В стыде люблю, я радуюсь, я знаю.
Стыжусь всего: стыжусь моих стихов,
Стыжусь моих друзей, моих врагов,
И прячу со стыдом мое бессилье,
Как прячет страус голову под крылья.
Это почти совсем хорошо.
Оба поэта еще очень молоды. Их обоих надо отнести к тем, которые, действительно, «подают надежды».
* * *
Лекция о Тургеневе, которую недавно прочел Андре Моруа, напечатана в трех последних выпусках «Revue Hebdomadaire».
Она очень содержательна. Моруа любит Тургенева – я думаю, любит даже сильнее, нежели Толстого или Достоевского. Несколько лет тому назад, перечисляя в какой-то статье крупнейших русских писателей, Моруа заметил о Чехове – «Чехов, может быть, величайший из всех». Это многих тогда удивило. Но, кажется, Тургенева он склонен поставить выше даже и Чехова.
Толстой и Достоевский, не говоря уже о Гоголе, вызывают у Моруа больше недоумения, чем восторга и любви. Он признает их величье и, конечно, понимает его, но ему от них как будто хочется посторониться. С Тургеневым — другое дело. Это — европеец, «свой». Моруа берет его под защиту от тех, кто полагает, что «Записки охотника» или «Отцы и дети» — вещи устарелые. Он доказывает, что Тургенев так же велик, как и его великие соперники и современники, но более сдержан. Не вдаваясь сейчас в обсуждение того, прав Моруа или не прав, скажу только, что его защита очень искусна, убедительна и у нас, русских, должна вызвать интерес.
Биография Тургенева рассказана Моруа чрезвычайно удачно. По части биографий он вообще первоклассный мастер, и если ничего нового о жизни Тургенева мы у Моруа и не найдем, то все же перечтем его рассказ с увлечением. Биография короткая, но факты выбраны и расположены в ней с безошибочным ощущением их значения или характеристики. Иногда только перевод не совсем точен. Говоря о ссоре Тургенева с Толстым, Моруа сообщает, что Толстого раздражали у Тургенева «ses cuisses d'un fat». Толстой, помнится, возмущался «демократическими ляжками Тургенева». А это ведь вовсе не то же самое, что ляжки «фатовские».
