Все они перешли в наступление, когда был объявлен очередной рекрутский набор. Власти намеревались «перековать» польских патриотов в армии, а те демонстративно уклонились от службы. Тут уж заявят о себе и временное польское правительство во главе со Стефаном Бобровским, и террористические отряды, совершавшие дерзкие нападения на русские гарнизоны. 10 января прошло сразу пятнадцать кровавых налётов. Такой прыти от поляков не ждали. Повстанческие отряды бродили по западным окраинам империи, а местные заводы снабжали их оружием. Английская и французская дипломатия зорко следила за реакцией Петербурга на польские события и готова была всеми средствами сопротивляться попыткам России восстановить имперский порядок в восточных губерниях... Для императора Александра II худшей ситуации и придумать было нельзя.
Можно в тысячный раз назвать государство системой подавления, только от этого во рту слаще не станет. Ни в 1863-м, ни сегодня нет способа существования более сообразного человеческой природе, чем государство . Все крики о свободе и самоопределении заканчиваются непредсказуемой войной и суровой диктатурой. Держава не имела права не защитить себя, предать знамёна Суворова и Паскевича, знамёна Праги и Дрездена... Не имела права позволить истребление русского солдата. Польшей и Литвой Россия овладела по праву военных побед. В своё время Речь Посполитая сама приговорила себя, пристрастившись к хмелю демократии и безвластия, к шумному «майдану». Если бы столь слабый характер продемонстрировала Россия – варшавская шляхта шустро хозяйничала бы в Петербурге и Москве – и уж тут без обид, пожалуйста. Суд истории справедлив. После 1812-го империя вполне могла бы расшириться на Запад ещё дальше, но император Александр I знал меру.
Многие в России считали ошибкой присоединение Польши: дескать, правильнее было бы создать вокруг Варшавы хиленькое, но отдельное государство, подконтрольное Петербургу. А «внутренняя» Польша стала для державы постоянной головной болью, вечным источником смуты, обузой. Но нужно было нести бремя империи: уступишь в Польше – придавят и в Петербурге.
В 1860-е в России уже сформировалась интеллигенция – как инстанция, как орден. А государственники сначала по большому счёту почивали на лаврах победы 1814 года и Священного союза, а после падения Севастополя впали в панику. Кроме того, патриотизм в очередной раз бюрократизировался. Многим молодым людям в те годы казалось, что быть патриотом и монархистом можно только из корыстных побуждений или по инерции. Они, конечно, ошибались и не хотели постичь душу старшего поколения, но вспомним, как дорого нам стоила аналогичная ошибка в 1980-е... Патриотов и консерваторов, которых вдохновляла историческая память о Бородине и взятии Парижа, оставалось немало. Но многие из них ощущали себя отжившими, проигравшими. Да и реформы ошарашили приверженцев самодержавия...
Около десятилетия прошло после Крымской войны. В Париже и в Лондоне побаивались Россию и со страху создавали образ огромной варварской державы, которая нависла над утончённой цивилизацией. Орды Атиллы, пришедшие с Востока, – подходящая историческая аналогия, она и пошла в ход.
Но зажать Россию в Польше, как в Крыму, западные державы не могли. Просто с точки зрения военных расчётов это оказалось невозможным, да и австрийцы с немцами не желали появления на политической карте Европы суверенного польского государства. Поэтому либеральная общественность негодовала, но поделать ничего не могла. Кстати, польский мятеж помог России всерьёз сблизиться с Пруссией. Этот союз вскоре позволит Бисмарку поставить на колени Францию.
Впрочем, когда Польша загорелась, многим в России всерьёз казалось, что речь идёт о крушении империи. После падения Севастополя апокалипсические настроения среди патриотов не затухали. Вспоминали о падении Константинополя, о гибели православной империи. Вот-вот Запад, объединившись с внутренними врагами престола, добьёт, задавит больного медведя. Когда крамола вышла за пределы Польши и Литвы, многие – кто с ужасом, а кто и с надеждой – предполагали, что она охватит весь запад Российской империи, и распад неизбежен.
