Несчастный русский язык, ему всё время достаётся от Кронгауза: профессор не находит в нём того и этого, уверяет, будто по-русски нельзя сказать так и этак... Вот русские словари порицаются за то, что мы не торопимся ввести в них некое интернациональное сетевое восклицание, а между тем французы аж в 2012 году это сделали, потому что они объективнее и вообще молодцы, до которых нам далеко. Если вспомнить, что в прежней своей книге Кронгауз как раз не рекомендовал в борьбе за чистоту русского языка следовать примеру французов, которые свой язык активно защищают, можно подивиться тому, как избирательно он призывает учиться у французов.
Непоследовательность, начиная с неряшливости в заглавии, – удручающая особенность и новой книги Кронгауза. Вот он внятно рассказывает, почему слово «интернет» следует писать со строчной буквы, – и тут же добавляет, что «Рунет» (русский интернет) – другой случай, здесь правильнее прописная буква, но во имя последовательности, ладно уж, будем писать его со строчной тоже[?] Но ведь ты лингвист, ты участвуешь в формировании нормы, которая устанавливается прямо сейчас, – так будь не декларативно, а истинно последователен: пиши так, как правильнее! Ведь это слово останется, оно уже есть в словаре (здесь плохой русский словарь оказался на удивление не таким плохим), оно важнее, чем убогонький креатив, плоды которого уже никому не памятны… Ещё один образцово сумбурный вывод профессора: «Противником падонков было не единое движение, а в разной степени агрессивная борьба с безграмотностью. Именно на этой почве возникла игровая контркультурная антиграмотность падонков». Кто на ком стоял? Борьба с безграмотностью (агрессивная, вы подумайте!) началась из-за участившейся порчи правописания – или порча орфографии началась из-за борьбы с безграмотностью?
Увлёкшись неграмотностью, которая для интернет-жаргона возможна, но не обязательна (недаром этот креатив затухает, а хлёсткие жаргонные фразочки употребительны и в нормальном написании), Кронгауз оправдывает игнорирование грамматических правил в Интернете тем, что иначе малограмотные люди стыдились бы писать и молчали. Он забывает, что и до Интернета люди переступали свою стыдливость, когда писали, например, в редакции СМИ о том, что их волновало. Письма, в том числе и малограмотные, приходили мешками.
Занимателен излюбленный исследовательский метод Кронгауза. Когда к профессору обратились за тем, чтобы он прокомментировал введение в словари слова «блог», он решил показать изумлённой общественности, что блог не просто существует в русском языке, но преобладает над привычными русскими словами. Он взял для сравнения несколько слов и с энтузиазмом вбил в поисковик «Гугл». И оказалось, что для «воробья» счёт идёт на сотни тысяч, а для «блога» – аж на миллионы. Что и требовалось доказать. Разумеется, если бы Кронгауз взялся измерять употребительность слов русского языка, например, по детским рассказам о животных, ему пришлось бы сделать вывод, что «блога» в русском языке вообще нет. Демонстрируя частотность интернет-слова именно в Интернете, он действовал заведомо беспроигрышно. Но главное даже не это, а то, что, обрабатывая запрос, поисковики выдают на-гора и все написания в латинской графике. Нетрудно догадаться, что на иноязычных сайтах слово blog встречается несравненно чаще, чем vorobey. Некорректный эксперимент – вот мягкое, но справедливое название для такого «исследования».
Между тем интернет-среда – действительно источник языковых изменений и потенциально способна обогатить стили русского языка. Так, она уже дала целый пласт иронической лексики. Как ни странно (а это странно, потому что с собственной ироничностью у Кронгауза нормально), профессор не умеет последовательно отследить эту тенденцию, потому что слабо улавливает иронию жаргонизмов. Он рассуждает о сентиментальной окраске слова «ванилька», не понимая, что это ироническое обозначение девушки, которая силится быть незаурядной, оставаясь посредственностью. Он многословно пишет о жаргонизме «печалька», не фиксируя взгляд на том, что он глубоко ироничен. А ведь это как раз объективно существующая тенденция: ирония, наряду с позитивом, вошла в кровь современной культуры, смеховой, избегающей серьёзных выводов и чувств.
