После того как я увидел фотографию, невозможно было сомневаться в том, что это и есть та самая таинственная К. Удивительно красивое лицо, нежный взгляд и странная грусть в глазах. Впрочем, снимок сделан был, когда уже шла война. Если коротко – в такую женщину просто нельзя было не влюбиться.
Перед войной у Киры Алексеевны родились две дочери. Было это в Москве, поскольку сразу же после свадьбы княгиня с мужем поселились на Никитском бульваре, в доме № 15. Догадывалась ли Кира Алексеевна, что вновь отстроенный на этом месте дом вскоре станет пристанищем «Зойкиной квартиры»? Конечно, нет. А между тем именно здесь, на последнем этаже, к началу 20-х годов обосновался то ли салон интимных встреч, то ли явочная квартира заговорщиков, владелицей которой была Зоя Шатова. Нет сомнений, что Булгаков в этом доме побывал, дабы реально оценить мизансцену своей пьесы. Опять что-то вроде «скрещения судеб», пусть не во времени, но точно по указанному адресу, у Никитского бульвара.
Наверняка мне смогут возразить, что это и другие совпадения ничего не значат. Пусть так. А что вы скажете, если время для той таинственной записи в дневнике выбрано было неслучайно? В ночь с 20 на 21 декабря Михаил Булгаков сделал запись в дневнике, а накануне вечером милая К., Кира Алексеевна, сидя за праздничным столом в своей парижской квартире, отмечала день рождения. Не исключено, впрочем, что было это вовсе не во Франции, а в Бельгии, но суть этого события в другом – тут важно время, а не место. Никогда я не поверю, будто это всего лишь стечение обстоятельств. И неужели найдётся человек, который станет утверждать, будто случайному знакомому сообщают дату своего рождения? Нет, что-то между ними было – что-то такое, о чём не забывают или очень долгое время не удаётся… да просто невозможно, немыслимо забыть!
Как же произошло знакомство? Если учесть, что в том же Обуховом переулке на углу с Пречистенкой жили дяди Булгакова, врачи Николай и Михаил Покровские, и что именно у них он останавливался, приезжая иногда в Москву, то следует признать, что встреча с Кирой Алексеевной была вполне возможна. Тем более что в то время осталась она практически совсем одна – малые дети не в счёт, муж на войне, свёкор помер, а со свекровью они никогда не ладили. Очевидно, что молодая женщина отчаянно нуждалась в поддержке, в нежном друге, с которым можно было бы поговорить о наболевшем, посетовать на трудности военного времени, да просто скоротать время – не вечно же заниматься хозяйством и детьми. А если учесть, что её муж, судя по всему, был не из тех, в кого можно до беспамятства влюбиться, то… Впрочем, о том, что было, не берусь судить. Просто пока фактов слишком мало.
Есть в этом деле ещё один неясный момент, пожалуй, более существенный, нежели тот, что связан с местом первой встречи Булгакова с Кирой Алексеевной. Благодаря откровениям Татьяны Лаппа-Кисельгоф среди булгаковедов утвердилось мнение, будто увлечение морфием было вызвано у Булгакова лишь пребыванием в провинциальной глуши, где не было привычной жизни, не с кем было пообщаться. «Очень, знаете, тоскливо было» – именно так выразилась Лаппа. На мой взгляд, это объяснение не выдерживает критики. Ну вот представьте себе – идёт война, а в сельском захолустье, где работал врач Михаил Булгаков, была в то время тишь да гладь. И рядом – любящая, заботливая женщина. Что ещё требуется для счастья? Нет, никаких серьёзных причин, чтобы самолично «сесть на иглу», у него не было. Не было… если не считать разлуку с Кирой Алексеевной. Но как, когда произошёл разрыв?
И вот из воспоминаний первой жены мы узнаём, что в декабре 1917-го Булгаков ездил в Москву «насчёт демобилизации». Ездил ещё и для того, чтобы получить зарплату, а вернулся без копейки денег, их будто бы украли. Почему именно в декабре? А что, если пытался увидеться с Кирой Алексеевной и сделать ей подарок в день рождения – 20 декабря? Причём подарок к юбилею, круглой дате! Вот потому-то и пришлось истратить деньги. Но вышло всё не так…
А дальше – хорошо известные всем строки из рассказа «Морфий»: «Власа отправили к Анне Кирилловне. Та ночью пришла ко мне и вынуждена была впрыснуть мне морфий… Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключены на необитаемый остров». Да, да! Именно остров! Там, в наркотических грёзах, были только он и она. На смену ненавистной яви приходила иллюзия сбывшейся мечты. В сущности, сам Булгаков предлагает нам выстроить этот ряд – К., Анна К., Анна Кирилловна и Кира Алексеевна. Да, видимо, сохранялась слабая надежда – вдруг прочитает и поймёт.
