Новейшая история
Русский как иностранный
ПОЛИТГРАМОТА
Что нам несут импортные слова и вещи?
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ
В знаменитом рассказе про Шерлока Холмса, в котором сыщик предпринял поездку в Швейцарию, говорится мимоходом: «Мы же тем временем купим себе пару ковровых дорожных мешков, поощряя таким образом промышленность и торговлю тех мест, по которым будем путешествовать».
Вот так от Холмса мы впервые узнали, что покупка отечественного товара – это дело ответственное, с социальными последствиями. Что уж говорить об отношении к языку, к традициям и памятникам родной культуры?
Без слов «тренд», «бренд» и «контент», «драйв», «кул» и «Раша» скоро не будут обходиться даже заметки о погоде. Язык убивают не орфоэпические ошибки, не ошибки в ударениях. Господин, который прилюдно раздаёт замечания за «шόфера» и «пинжак», – куда более невежественное существо, чем его простодушные «жертвы», которые говорят не по словарю, без прилежных орфоэпических усилий, зато по-русски! Самое страшное – когда умирает интонация, когда междометия и эмоции становятся заёмными. И классическая – из Малого театра и Александринки, – и простецкая, уличная, подьяческая, без которой русская литература оказалась бы опреснённой. От радости теперь кричат не «Ура!», а Wow! и Yes! А от неожиданности – Ouch!, и никакого старорусского оханья. Становится расхожим и странное выражение «Оу-Оу!», которое теперь куда чаще услышишь, чем русский возглас удивления «Ого!». Это последний штрих картины, в которой сгрудились иномарки, Макдоналдс и МТV. А своего всё меньше, и нет даже потребности в отечественном. Уходят русские междометия – а значит, уходят тонкие оттенки характера.
Я, помню, году в 97-м пол-Москвы обошёл в поисках отечественных лампочек. В магазинах изобильно лежали импортные в аккуратных коробочках. А нашенскими торговали на прокуренных толкучках: бедных сирот не пускали в высший свет торговли, в мир брендов и евроремонта. Тем временем в бывших цехах МЭЛЗа торговали китайским и турецким ширпотребом. Какое уж тут «Ура!»? Wow!, да и только. Закрытые цеха – это не только удар по отечественному производству. Это пополнение армии бомжей, алкоголиков, преступников на несколько поколений вперёд. Сейчас у нас не считается зазорным проповедовать врождённое неравенство людей: дескать, всё предопределено, одни должны торговать нефтью, другие – спиваться к тринадцати годам. Генетика! «Генетика» стала аргументом, превращающим нас в лежачих камней. Самое страшное, что нам предлагают смириться и разувериться в силе Просвещения, в силе воспитания. В уголовных колонках свободной прессы публиковались занимательные истории: в пьяной драке сын зарезал отца и мать. За два года до преступления закрылся завод, где работал глава семьи. Дешёвая ельцинская водка продавалась круглосуточно в шаговой доступности… Об этом я вспоминал, когда видел на прилавках импортные лампочки.
Я не призываю к железному занавесу а-ля чучхе. Импорт даже полезен в тех случаях, когда «Шишков, прости, не знаю, как перевести». Но мы потеряли меру в увлечении импортным товаром и заёмными образами. Перенасыщенное иностранщиной бытие определяет искажённое сознание. Не оседлое, а кочевое. Если мы даже эмоции выражаем английскими возгласами – разве могут молодые честолюбцы не стремиться в столицы мира? С малых лет для них самое родное, самое священное место на земле, от которого замирает сердце, – не Красная площадь, а какой-нибудь парижский или нью-йоркский глянцевый уголок.
Эту картинку они видели в детских журналах, а самые счастливые уже побывали с родителями возле Сакре-Кёр, на Канарах или на Манхэттене и рисуют эти чудеса света в школьных альбомах. У каждого уже есть любимые эпизоды из американского кино – необыкновенно эффектные. Любимые – это полбеды. Хуже, что они стали для многих из нас родными. И кто разберёт – где здесь всемирная отзывчивость русского человека, а где порабощение? Поэтому я радуюсь, когда премьер-министр России поёт «С чего начинается Родина» и поигрывает цитатами из фильма «Щит и меч», в котором Станислав Любшин сыграл, пожалуй, лучшую роль в истории остросюжетного кино. Ни у Хичкока, ни у Копполы актёры не демонстрировали таких крепких и тонких кружев. На тех глубинах, где работал в 1968 году Любшин, у них кровь горлом пошла бы.
