— Всё понял? — спросил начальник и сразу добавил — Ну, если всё, то завтра утром — за работу.
— Как завтра? — зароптал Пашка. — У меня же отгулов накопилось.
— Отдохнёшь, успеешь. Ты же видишь, народа нет, кабину некому на трактор поставить, а ты говоришь.
— Так уж и некому?
— Люди здесь долго не задерживаются, сам знаешь. День-два — и в поле.
— А один я что сделаю?
— Но что-то ты всё же сделаешь! — рубанул ребром ладони начальник партии. — А то смотри, — понизил он голос, — мы никого не держим.
Пашка ничего не ответил и вышел.
Обдумывая последние слова своего начальника, он припомнил случай, который почему-то врезался в память и стал поистине «притчей во языцех», долгое время являлся поводом для злословий и ехидных колкостей в бригаде.
В прошлом году, зимой, к ним на буровую прилетал главный инженер всей экспедиции. То ли с проверкой, то ли ещё с чем. Но ценные указания он привёз, это Пашка точно запомнил.
Работал он тогда помощником бурильщика в ночную смену, по двенадцать часов каждый день. Работы хватало. Пока бурильщик стоял за рычагами и сверлил недра нашей Родины, помбур должен был колоть дрова, чтобы держался огонь в печи помещения буровой, в топке двухметрового железного бака на улице, в который насосом из скважины подавался раствор вместе со шлаком, то есть измельчённой каменистой породой, вычерпать излишки этого шлака и заодно кидать в бак снег, который и являлся этим самым раствором.
Во время этого надо было не проспать подъём снаряда, выдолбить кувалдой керн, разложить его по ящикам, собрать и опустить снаряд в скважину и снова бежать к баку.
К концу смены так уматываешься, что еле ноги тащишь, да и пальцы на руках так скрючивает по форме черенка лопаты, что с трудом разгибаешь их.
Утром, перед завтраком, собрали всю бригаду. Главный инженер речь говорил. Речь шла о том, чтобы ускорить рабочий процесс, прибавить план, что у них там в конторе что-то не сходится — то ли дебет с кредитом, то ли наоборот. В общем, прибавить скорости в работе.
— А картошку почему не присылаете? — не в тему задал вопрос один несознательный буровик. — На консервах много не наработаешь.
Да, они там это понимают, но пока нет такой возможности, да и зима, помёрзнет всё (хотя сам прилетел пустым рейсом, мог бы мешочек прихватить). Ну а поднажать надо бы, ребятки. А если кто-то чего-то недопонимает или не согласен, то таким место все знают где.
— Где? — простодушно спросил кто-то.
— В сумасшедшем доме, — язвительно пояснил главный инженер и, довольный сам собой, громко расхохотался, пристально, однако, оглядывая остальных.
Кто-то в ответ улыбнулся, кто-то ухмыльнулся, но большинство сидели с непроницаемыми лицами, осмысливая слова своего руководителя.
«Тьфу ты! — сплюнул Пашка. — Лезет в голову всякая чушь».
Он постоял немного и направился в посёлок купить чего-нибудь съестного.
На другой день по всей стране объявили траур. Скончался самый главный начальник самого великого, гуманного и справедливого государства в мире. Пашка поначалу усиленно тужился, пытаясь выдавить слезинку, уж больно родным казался ему умерший, но та почему-то упорно не хотела показываться, и, поморгав сухим глазом, он вдруг ощутил в голове крамольную мысль: а в честь чего он должен слёзы лить? Ведь умерший не доводился ему родственником, да и видел его Пашка только в телевизоре, где, судя по пламенным речам покойного, во вверенной ему стране с каждым годом что-то постоянно выполнялось и перевыполнялось, благосостояние народа всё повышалось и повышалось, с каждой пятилеткой жизнь становилась всё лучше и прекраснее.
После таких речей Пашка с недоумением оглядывался вокруг: а где оно, лучше-то? Что было, то и есть. Как стоял его серенький неказистый городишко с ухабистыми дорогами, так и стоит, ничего нового; как жил он в своём давно списанном и снесённом, судя по документам, бараке, так и живёт, лишь местные слуги народа иногда заглядывают и пересчитывают жителей, надеясь, что часть перемрёт, часть разъедется, всё меньше хлопот; как было во всех магазинах одно и то же, так оно и есть, только прилавки с каждым годом становятся всё скуднее. Стоят стройными рядами стеклянные банки с соками да кое-какие консервы. Крупы почему-то стали исчезать. От такого благополучия народ стал запасаться мешками с продуктами — до лучших времён. Тётка Пашкина целый склад у себя дома соорудила и двери навешала.
