Буравлев, проваливаясь по колено в снег, пошел вдоль лыжни. За небольшой прогалиной он перебрался через овраг, стал пересекать осинник. Из чащи послышался глухой стук топора. Буравлев пригляделся. За поникшими ветвями осинок спиной к нему возился человек. Одним взмахом топора он срубал молодые деревца и отбрасывал их в сторону.
Буравлев подошел к нему. Невысок ростом, плечист. С густой проседью борода, морщинистое лицо. Над едва заметной прорезью губ свисали полудуги усов.
"Трофим Назарыч!.. А постарел-то как!.." Буравлев хотел было броситься к старику. Шагнул навстречу: "Узнает ли?"
- Рублю для пользы дела, мил человек, - светлые, еще по-молодому зоркие глаза Прокудина хитровато щурились. - Блокирую молодой бор от лосей. Понаставлю вокруг осиновых веток и - баста. Зверь вместо того, чтобы зайти в сосняк, отведает вот это, - кивнул он на срубленный осинник. - Тогда ему и хвоя ни к чему.
- И много приходит их? - поинтересовался Буравлев.
- Не ахти. Их здесь не густо. Охотников поразвелось. Разве от них уцелеешь? - Прокудин достал из кармана табакерку с нюхательным табаком, насыпал щепоть на ноготь большого пальца, потянул носом и от удовольствия крякнул: - Хорошо!.. Мозги прочищает.
Буравлева мучило любопытство: "Неужели старик до сих пор не узнал? А ведь когда-то близкими людьми были... На что обижаться: почти тридцать лет минуло".
- Куй червонцы! - после каждого чихания приговаривал Прокудин. А когда кончил чихать, проговорил: - Ну вот, теперь чище в колгашке-то стало...
Буравлев, разглядывая старика, поинтересовался:
- Значит, говорите, охотников развелось больно много?
- Шляются тут. Кто с разрешения, а кто и так. Всех не проверишь. Прокудин запрятал в карман табакерку и начал подбирать в кучу нарубленный осинник. Когда все было собрано, перетянул вязанку натуго веревкой, выпрямился. - По первозимку тут один, Сенька Зырянов, пудов на двадцать пять рогаля свалил. Составить акт пришлось, а тушу отвезти на мясокомбинат. Сенька до сих пор на меня дуется. - Старик покосился на Буравлева, поинтересовался: - Что без собаки? По сугробам зайца не догонишь, за хвост птицу не поймаешь.
Буравлев невольно улыбнулся.
- Командировочный, видимо, - усмехнулся старик.
- Да, приезжий, - соврал Буравлев. - Лес захотел посмотреть.
- Занятие не пустое. - Прокудин рывком перебросил себе за плечо связку осинника и, как медведь, расталкивая кусты, зашагал к опушке по едва заметной в снегу тропке.
Буравлев пошел вслед за ним.
За кустарником, ощетинясь, встал сосняк. Опушенный инеем, он искрился-переливался на солнце разными красками.
- Сюда и таскаю, мил человек, - сбросив на снег ношу, проговорил Прокудин. - Лоси каждую ночь приходят, как в столовку.
Он подошел к одной пушистой сосенке, осторожно провел ладонью по встопорщенной хвое.
- Будь на то моя воля, всю бы землю вот этими красавицами засеял, не пожалел бы рук. - Он оглядел свои заскорузлые от работы ладони.
- Руки беречь надо, - возразил Буравлев. - А для чего машины тогда? Век техники.
Прокудин сузил глаза:
- Не для всех он, этот век-то, мил человек. Кому и бульдозеры, и трелевочные тракторы. А кому - шиш под нос. Такова постановка дела в нашем лесхозе. Руками ведь многого не выработаешь... Оттого и народ в лесничестве не держится. - Он хлопнул ладонью по стволу сосенки, улыбнулся.
Уголки губ Буравлева дрогнули в усмешке.
- Что, не прав? - уловив в глазах незнакомца недоверие, вдруг загорячился Прокудин. - А механизация нам нужна. Хотя бы посадить ту же сосну... А то подуй сейчас северный ветер, кто его задержит? Сосна! Не будь ее, мил человек, - по всей земле сквозняки пойдут. А суховеям кто дорогу закрывает? А песок кто усмиряет? Скажешь, березки или осинки? Дудки!.. Только дохнет жарой - листья тут же пожухнут, ветки сникнут и стоят ни живы ни мертвы. Дубы вроде богатырями считаются, и они не выдерживают. А сосняк стоит себе, обливается смолистым потом. Она - наша матушка-защитница. И только!..
Зимний день творил свои чудеса. Стволы сосен, облитые морозным солнцем, казались янтарными. Было тихо. Лишь иногда из хвойных сумерек доносилось цоканье клестов. На придорожной березе спелыми лимонами повисла стайка овсянок. Наклонив головки, они с любопытством поглядывали на двух шагающих людей.
