Вот почему около двух часов Элайза мучилась на уроке литературы, стараясь не думать о «Листке», слушать миссис Блэкинхарт, читать учебник и рисовать в тетради. Мысли о «Листке», без особых усилий, заглушали всё остальное. Элайза положила голову на руки и стала думать о пляже… о золотом, блестящем на солнце песке… о накатывающих на берег зелёно-голубых волнах… о чайках, парящих в вышине или устремляющихся вниз, к морю, чтобы выхватить из воды рыбу с искрящимися чешуйками… Элайза вспоминала свой сон и погружалась в него, неспешно, но неостановимо, чему не в малой степени способствовал умиротворяющий бубнёж миссис Блэкинхарт. Элайза старалась не заснуть – но так приятно было качаться на волнах, слушать песню ветра, глядеть на облака… до тех пор, пока миссис Блэкинхарт не повысила голос и не вырвала Элайзу из её грёз.
– И чтобы это было в последний раз! Ясно, Джонс?
– Ясно, – ответил один из «троечников».
Миссис Блэкинхарт держала в руках рисунок, на котором военные брали штурмом школу и захватывали в плен миссис Блэкинхарт. Учительница положила рисунок на стол, чтобы потом приобщить его к «делу». Бюрократическая сущность миссис Блэкинхарт требовала, чтобы информация о самых ненадёжных учениках хранилась в папках, которые она называла «делами». Эти «дела» она с неизменной периодичностью показывала Пампушке-директрисе. Та говорила: «Спасибо за бдительность», и миссис Блэкинхарт отдавала ей «доказательства» – записки, рисунки, фигурки из бумаги, – которые Пампушка с чистой совестью выбрасывала в мусорное ведро.
Миссис Блэкинхарт откашлялась, как делала каждый раз, когда хотела задать ученикам что-нибудь сложное, но тут прозвенел звонок, и ей пришлось довольствоваться домашней работой.
Элайза первой, словно вихрь, вылетела из класса, задев по пути «крутого парня» Пита.
– Эй, чувиха, поосторожнее!
Но Элайзе было не до него.
Хотя это была так называемая «большая» перемена, она показалась девочкам очень короткой. Они не пошли в столовую (так как ещё не проголодались, да и времени на еду у них не было), а встали у стены на первом этаже, подальше от чужих взглядов, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Если «Листок» работает, то надо непременно этим воспользоваться. Но как убедиться, что они не ошиблись? Вдруг предки Элайзы каким-то необыкновенным образом вдруг превратились в любящих и заботливых родителей?
– Может, они передачу какую по телику посмотрели? – предположила Трэйси.
– Не знаю. Не уверена.
Оставался единственный вариант: проверить, изменилась ли мисс Блум. Предположение, что она может быть милой и ласковой, было намного абсурднее и невероятнее предсказания о том, что планету захватят плюшевые мишки с бластерами. Но выбора у девочек не было…
Кабинет мисс Блум находился на втором этаже. Когда дверь с номером 217 открылась, мисс Блум повернулась к девочкам; на её лице отражались недовольство и неприязнь. Но учительница тут же расплылась в широкой улыбке.
– А-а, это ты, лапочка, – елейным голосом проговорила мисс Блум.
– Э-э… я? – уточнила Элайза.
– Тебе что-то нужно?
Элайза смотрела в лучащиеся добротой глаза мисс Блум, и девочке делалось всё неуютнее.
– Мы, пожалуй, пойдём.
– Заходи в любое время, Элайзочка, – проворковала мисс Блум, но её голос немедленно стал твёрже, когда она добавила: – А ты, Трэйси, не забудь закрыть дверь.
– Кажется, на меня действие «Листка» не распространяется, – сказала Трэйси, когда они вновь оказались в коридоре.
– Да, видимо, только ко мне одной люди меняют отношение.
В этот момент мимо, с видом короля, прошествовал Мартин. Он остановился на секунду, прямо напротив Элайзы и Трэйси, привычным движением взъерошил волосы и, даже не глянув в сторону девочек, которые смотрели на него во все глаза, пошёл дальше. Да, Мартин был чуть старше них, но это не давало ему право так себя вести, считали подружки. Большинство девчонок в школе задевало такое отношение к ним Мартина, а сам «мачо» общался лишь с девушками на два-три года старше него.
Элайза достала из портфеля «Листок», Трэйси подложила под него всё тот же учебник по математике, и в квадратиках на бумаге появилось новое слово:
