…Ну а как насчет самого плачевного исхода? Если мне не только сделают выговор, но еще и уволят? Разве и здесь я пришел к концу и проиграл? Нет, ибо Халид всегда может вернуть украденные деньги, положив их в такое хитрое место, что турист подумает, будто они никогда и не пропадали, а это он сам по оплошности или из-за слишком возбужденного состояния не сумел обыскать номер тщательно. Тогда зная о моем увольнении, он пожелает справедливости и заступится за меня перед начальством.
Линии возможностей и варианты как по заказу появляются для тех, кто находится в поиске, но их так много, что они утомили бы даже строителя лабиринтов, — вот по какой причине ты путаешься в них… так и оставаясь на месте.
Они ехали в северную часть страны. Двое мужчин и одна женщина. В большой машине, белой, откидной верх был черного цвета. И с морщинами кое-где. И одной трещиной. Его уже два раза срывало за последние несколько часов, от сильного ветра.
Теперь ветер почти стих. Они медленно продвигались вперед. Изредка слышимый в вечереющем воздухе заржавелый треск машины походил на скрип отворяемой форточки…
В ветхом старом доме?.. Где все неподвижно и много пыльного, солнечного света, прошивающего даже чердак, и деревянных сундуков, на одном из которъх стоит кувшин с высохшим физалисом?..
По обе стороны дороги простиралось ржаное поле, рыжее, с кое-где прожженными белесо-желтыми оспинами. Солнце стояло еще довольно высоко, но позади машины, а потому, если бы кто-то посмотрел на сидящих людей через лобовое стекло, увидел бы лишь три тени, изредка покачивающиеся, — одну за рулем, мужскую, и еще две — на заднем сиденье. И ни одной черты лица. У женщины длинные волосы; кажется, густые; голову она склоняла так, словно на руках у нее был маленький ребенок.
Под такие картины приятно терять глубину сна, всплывать на поверхность. В явь.
Дыхание учащается — слышатся хрипы, поначалу неуверенные, но чуть позже из-за снова поднявшегося ветра они обретают отчетливость. Кому они принадлежат? Водителю — его тень дрогнула и вот уже клонится к тому месту, где должен быть руль.
Сказывается ранение, которое он получил вчера. Виноват был охотник, пустившийся в погоню за кроликом возле самой дороги. Прицелился, но не рассчитал, — охотнику было уже за шестьдесят, и видел он худо, — дробь, миновав опущенное стекло автомобиля, угодила водителю в плечо, повыше лопатки. Он вскрикнул, остановил машину. Остальные не сразу сумели сообразить, что произошло. Потом женщина тоже начала кричать…
Прежде чем рубаху водителя изорвали на бинты, он успел потерять много крови, и позже чувствовал себя все хуже и хуже. Ему часто хотелось пить. То и дело в его памяти всплывало лицо охотника, растерянное и морщинистое, с покрасневшими веками и мучительно слезящимися глазами — как от неприятного эпизода, виновником которого он оказался, так и просто от опутывающей старости…
— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?.. — тень женщины встрепенулась, выпрямилась, — слушай, по-моему, он теряет сознание.
— Эй, притормози! — мужская тень на заднем сиденье.
— Я не могу дальше… черт…
Машина останавливается. Слышится звук отворяющихся дверей. Женщина склоняется над водителем.
— Как ты?..
Нет ответа.
— Он не может вести. Поведешь ты.
— Я не водил уже десять лет. И у меня нет прав.
— У нас нет выхода. Будем надеяться, что нам и дальше никто не встретится.
Они перетаскивают водителя на заднее сиденье. Он и правда почти потерял сознание, хотя рана давно уже не кровоточит.
— Давай, садись за руль. Я присмотрю за ним. Садись.
— Ладно… Хорошо, хорошо.
Когда машина тронется, женщина снова будет сидеть на заднем сиденье со склоненной головой. Чуть позже она спросит:
— Что?.. Что ты говоришь?..
— Свобода… вода… у нас осталась вода?
Вдоль неба протянулась серо-дымчатая шершавая дуга — след от самолета, который давно растворился.