Между нами много непонимания и горечи, и это навсегда, хотя я люблю их, всегда любила и буду любить больше всех на свете. Я знаю, им было очень трудно. Те, кто их осуждал, осуждает или будет когда-нибудь осуждать, окажись они на их месте, вряд ли сподобились бы на что-то большее. Мои родители далеко не совершенны, однако они сделали все, что могли, чтобы пережить эту катастрофу. И моя признательность им так же искренна и горяча, как и моя любовь.
Моя жизнь развалилась в один момент, это так, но теперь я оправилась от всех потрясений. Как сложилась бы моя жизнь, если бы в тот день, первого октября 2000 года я осталась дома? Я часто задаюсь этим вопросом. Мне не снились бы страшные сны, я бы не была такой тревожной, и в сердечных делах все ладилось бы. Что касается общения с мужчинами, то до сих пор от некоторых их фраз, от их запахов у меня леденеет кровь. Если говорить о самом интимном, то, образно выражаясь, лес всегда рядом. Психиатр, который обследовал меня непосредственно после изнасилования, предрек мне ужасное будущее: хронические депрессии и склонность к суициду. Он не ошибся, я через это прошла. И теперь бывают периоды, когда я падаю духом, и мне даже трудно припомнить что-то хорошее. Приятные воспоминания — вечерние посиделки с друзьями или далекие путешествия — все это улетучивается из сознания. А вот в плохих воспоминаниях у меня недостатка нет. Настоящая база данных — на любой случай. Иногда мне кажется, что в моей памяти воспоминания о насилии завладели всем пространством, вытеснив все светлое. То, что я была на волосок от смерти, конечно, сделало меня более ранимой, но, как ни парадоксально это звучит, и более сильной тоже. Была бы я столь одержима желанием преуспеть в жизни, жаждой счастья вопреки всему и вся, если бы раньше не вынесла столько страданий? Каждый момент счастья для меня имеет привкус реванша. Стремление к успеху, более сильное, чем у моих сверстников, стало моей движущей силой. Я на четвертом курсе фармацевтического факультета и горжусь этим. В тот день, когда я получу диплом, я вернусь в Эшийёз с гордо поднятой головой. Теперь — моя очередь! Позднее, став женой и матерью, я докажу тем, кто унижал и презирал меня, что я преуспела во всем, а остальным — что можно пережить даже самую страшную драму.
А пока, через девять лет после изнасилования, передо мной — целая жизнь. И в ней есть место для друзей, женихов и сердечных переживаний. Сегодня я не кажусь себе непривлекательной и глупой, скорее — веселой и забавной.
Надеюсь, Да Крус, который гниет в Флери-Мерожи, узнает, какой замечательной девушкой я стала.
Казалось бы, я не должна даже вспоминать о нем, но такова данность. Тот, кто надругался надо мной, всегда присутствует в моем сознании. Если мне страшно, это — из-за него. Если я добиваюсь цели — это чтобы показать ему, что я все равно много стОю. Он по-прежнему влияет на мою жизнь. И ужас, который он мне внушил, временами сжимает невидимой рукой мое сердце. Раньше мне достаточно было подумать о Да Крусе, чтобы лишиться способности говорить, двигаться. Даже спустя много лет, в 2006-м, когда я полагала, что это прошло, при виде его машины меня охватила паника. В 2009-м, увидев его воочию, я лишилась чувств. Изнасилованная девочка внутри меня так и не выросла…
Но теперь ей придется повзрослеть.
Последний день жизни Мари-Кристин стал для меня уроком. Она сумела справиться со своим страхом. Попыталась избежать ловушки, расставленной для нее убийцей, голыми руками сражалась с ним, превозмогла ужас, чтобы выдать этого зверя жандармам. Этот пример мужества будет вдохновлять меня.
Суд над Да Крусом, надеюсь, станет примером торжества справедливости. Мой собственный случай пусть будет свидетельством того, что система правосудия может ошибаться. Произнесенные слова скоро забываются, поэтому я решила написать обо всем, черным по белому, в этой книге.
У гроба Мари-Кристин Одо я дала обещание, что не забуду ее. Что сделаю все от меня зависящее, дабы юстиция не совершала тех же ошибок, в результате которых пострадала я. Тогда я не знала, как действовать. Теперь — знаю.
