Дед ничего не ответил. Знаю только, что больше он уже никогда не искал клада.
Вскоре начались разговоры про «коммунию», стало не до этого.
6
— Эх, мужики-мужики! — сокрушенно проговорил Назарка. — В одиночку копались! Оно понятно — единоличники! Теперь иное дело. Надо взяться колхозом и расковырять весь лог. Небось быстро нашли бы!
— И что ты с этим кладом бы сделал? — спросил я.
— С золотом? Ха! Золоту всегда найдется место. — Назарка вылизал ложку и отставил миску на брезент, разостланный на траве вместо скатерти.
— Чужим добром не будешь богат, — сказала Лукерья. — Сколько в старину бывало всяких любителей разбогатеть за чужой счет. И конокрады были, и взломщики, и воры — купцов грабили… А бедность так и оставалась. Разбогатеть можно только трудом.
Назарка свистнул.
— Эвон! Куда махнула, тетя Луша! — сказал он. — Я ведь говорил, чтобы найти клад и обратить его на пользу всех, колхоза то есть. Построить новые фермы, тракторов, машин разных накупить.
— И к колхозу это относится! — поддержал я бабку Лукерью.
И незаметно, слово за слово, повел разговор на тему задуманной беседы.
Все слушают меня, не перебивая.
— А ведь верно! — говорит наконец Авданя. — Про богатство-то! Вот, помню, был у нас в председателях Тишка-огородник. Ух, как он мечтал, чтоб колхоз разбогател! Из кожи лез. Распахал он все луга — луком, морквой засеял. А ходить за огородом некому. Так все и позаросло травой. Тогда он стал лес колхозный продавать на сторону. Вали, круши — лишь бы деньги были. И что ж? Лес срубили, но и денег никто не видал.
— У нас и повыше Тишки были шишки! — отозвалась от костра Лукерья. — Тоже так умом своим раскидывали — если, мол, одну и ту же корову поставить на весы трижды, то и мяса втрое станет больше. Ан что же вышло? Худо вышло…
Во время этого разговора из темноты появилась Вера. Она была с полотенцем на плече, с распущенными волосами. Короткий сарафан, мокрый от росы, прилип к ее ладным, округлым бедрам. Она, видно, не ожидала, что у костра так много народа. Застеснявшись, девушка попросила у Лукерьи ужин и сторонкой-сторонкой прошла к стожку, возле которого мы сидели. Прислонилась к стожку и стала есть.
— Ты где пропадала, Вер? — спросил я ее.
— А купалась…
— Вот и явилась твоя русалка, Назар, — сказал Авданя, толкнув Назарку в бок.
Назарка ничего не ответил, встал, потянулся и, пройдя к костру, стал ворошить его палкой. Вверх, в темноту, летели искры. Костер догорал. Звездный полог, распростертый над нами, обозначился ярче, зримее; черные увалы горбатых склонов, закрытые кое-где туманной дымкой, как бы отодвинулись, отошли вдаль. Зато явственнее стали проступать звуки — ранее глухие, убаюкивающие, они стали вдруг осязаемо близкими, тревожными. Неподалеку от луга, во ржи, призывно кричал перепел: «Спать пора! Спать пора!» Над самым увалом Денежного в низкорослых дубках талдычил коростель: «дыр-дыр! дыр-дыр!»
Вдруг Назарка отвернулся от костра и, остановившись перед прицепщиком, сказал:
— Пошли, Слива!
— Это куда? — лениво отозвался подросток.
— Не хотят всем миром — мы вдвоем с тобой отроем клад! Поставим к трактору лопату, весь Денежный за ночь перевернем вверх потрохами!
Слива зевнул, потянулся. Видно по всему, идти никуда ему не хотелось.
— Оставь ты парня в покое! — заворчала Лукерья. — Ищи один, если тебе лихоманка приспичила. Иль не слыхал, сколькие мужики до тебя искали?!
— Тетя Луша! Мы же на новом этапе, так сказать. Применяя передовую технику, — шутил Назарка.
— Узнает председатель, он тебе задаст «технику»! Будешь помнить, как обчественное горючее понапрасну жечь. И не думай рыться! Слышь?
— Тетя Луша, я персонально Сливу спрашиваю.
— Ребенок ить! Вторую ночь глаз не смыкает. А ты! У-у, непутевый!..
Слива — внук тети Луши. Один из многих внуков. Добрейшая она, тетя Луша. Ее дом всегда полон своих и чужих.
— Наломался я что-то, Назарка… — Слива даже не поднялся.
— Ясно, струсил! Испугался огненных колесниц. Гуд бай!
Назарка исчез в темноте. Света проводила его встревоженным взглядом. Мне даже показалось, что она с трудом удержалась, чтобы не вскочить и не побежать за ним следом. Постеснялась, видимо. Я бросил мельком взгляд на Веру. Когда Назарка исчез, она тотчас же отставила миску и задумалась. Потом, не доев кашу, как-то расслабленно, лениво поднялась и, взяв миску, пошла к роднику.
