Когда я уже собрался уходить, снова пошел дождь, так что мне пришлось просидеть там еще около часа. Только дождь не остановил тех девчонок-секретарш: они бросили плачущих официантов и, выделывая что-то вроде танца живота, высыпали на улицу с воплями: «Все на Пятую авеню!»
Наконец небо посветлело, и я двинулся дальше. Всюду на улицах люди, держась друг за дружку, вопили, распевали, танцевали. Мне это все не понравилось: похоже было, вот-вот начнется потасовка. Перед кафе-автоматом на Даффи-сквер на тротуаре разлеглась целая компания и устроила что-то вроде оргии. Но когда я подошел поближе, оказалось, что они просто лежат себе и гладят друг друга по щекам.
Вот там-то я и встретил тех молодоженов — доктора Патрика Сканнела и его миссис, из Косаки в Индиане, которые будут давать показания после меня. Они стояли у входа в кафе-автомат и шептались друг с другом. Когда они увидели, что я не как все эти зомби, они кинулись ко мне как к родному.
Они приехали в Нью-Йорк поздно вечером накануне, остановились в отеле и, понимаете ли, как и положено новобрачным, не выбирались из койки сегодня где-то часов до двух. Это их и спасло. За несколько месяцев до того, еще только планируя свадебное путешествие, они заказали билеты на дневной спектакль в театре на Бродвее — на «Макбета» Шекспира, так что теперь пулей вылетели из отеля, чтобы не опоздать к началу. Им, понятно, было не до завтрака или еще чего, только у миссис Сканнел в сумочке оказалась шоколадка.
И, как они описывали, такой постановки «Макбета» никто никогда ни на земле, ни на море не видывал. По сцене бродили четыре актера — только один из них в костюме — и все бормотали, кто во что горазд, — куски из «Макбета», «Гамлета», «Трамвая «Желание», «Царя Эдипа», «Кто боится Вирджинии Вульф».
— Это было похоже на драматургическую антологию, — сказала миссис Сканнел. — И не так уж плохо поставленную. Каким-то образом все удивительно сочеталось одно с другим.
Да, это напомнило мне вот о чем. Как я понимаю, какое-то издательство выпускает сборник прозы и поэзии, написанной в Нью-Йорк-Сити в тот безумный элэсдэшный день. Я, черт возьми, уж эту книжицу не пропущу.
Но как ни удивительно и интересно это было, от такого представления в театре на Бродвее они чуть из штанов не выскочили от страха. А уж публика, хоть ее и немного было, напугала их еще больше. Они смылись оттуда и стали бродить по улицам, гадая, кто это сбросил на Нью-Йорк такую бомбу.
Я поделился с ними содовой; мы вместе добили мою упаковку. И я рассказал им, каким образом понял, что все дело в воде. Тут же доктор Сканнел — он был дантист, не терапевт, — но все равно он тут же щелкнул пальцами и сказал:
— Черт возьми, это же ЛСД!
Держу пари, он был первым человеком, который догадался.
— ЛСД, ЛСД, — повторял он. — Без цвета, запаха, вкуса, в одной унции 300 000 полных доз. Фунт или около того в водопровод, и… О Господи! Доигрались со всеми этими статьями в журналах — подали кому-то идею!
Мы втроем стояли на углу, пили содовую и смотрели, как люди вокруг вопят, хохочут, делают самые безумные вещи. Теперь все больше толп устремлялось на восток с криками: «Все на Пятую авеню! Все на Пятую авеню на парад!» Это было похоже на колдовство — как будто всему населению Манхэттена одновременно пришла одна и та же мысль.
Я не собирался, понятно, спорить с профессионалом, да только, знаете ли, и я тоже много чего читал в журналах про ЛСД. Вот я и сказал ему: мне не приходилось читать, чтобы от ЛСД люди делали многое из того, чего я сегодня нагляделся. Вы только посмотрите, сказал я, на эти распевающие толпы.
Доктор Сканнел сказал, что это проявляется кумулятивный эффект обратной связи. «Чего?» — переспросил я. Тут он мне объяснил, что, наглотавшись этой дряни, люди становятся очень восприимчивы психологически, а кругом полно других психов, которые друг на друга воздействуют. Это и есть кумулятивный эффект обратной связи.
Потом он стал рассуждать о том, очищенное ли было зелье, о дозировке — о том, что в этой ситуации неизвестно, кто сколько принял. «Хуже всего, — говорил он, — что никто не был подготовлен психологически. При таких обстоятельствах может произойти что угодно». Он оглядел улицу, по которой маршировали поющие люди, и поежился.
