Значит, мне нужно снова пробраться в комнату, второй раз они едва ли станут заглядывать под кровать.
— Кому вы звонили? — спросил в это время Феликс Владислава.
— Я вам уже сказал, что это не имеет значения.
— Для меня это может иметь значение.
— Не вашей жене, — усмехнулся Владислав.
— При чем здесь моя жена? Ей можете хоть обзвониться, скажете, что меня закрыли на целый год, она будет только рада.
— Это я так, примите как шутку.
— А если без шуток? Кто нас должен выпустить отсюда?
— Я же сказал, что вас это не должно волновать.
— Я все равно ведь увижу.
— Может, и увидите. А вы пришли сюда все-таки с этой, с Машей?
— А это вас не касается.
— Касается. Мне очень бы хотелось снова с ней встретиться, — он сделал ударение на слове «очень».
— Красивые женщины разве вас волнуют?
— Вас не должно волновать, что меня волнует, — обозлился Владислав.
Я решила, что мне пора возвращаться в комнату. И только я переступила через порог балкона, как услышала стук в дверь.
Я, как испуганный мышонок в свою нору, прыгнула обратно на балкон.
— Кто там? — услышала я голос Феликса из передней, он спросил так, словно он был у себя дома и кто-то постучал в его дверь.
— Ну вот, сейчас нас выпустят, — проговорил Владислав.
Я осторожно заглянула в комнату. Нужно теперь забираться под кровать или нет? Но тут я увидела чей-то силуэт в темном проеме двери смежной комнаты и снова не решилась.
А потом открылась входная дверь, и свет с лестничной площадки проник в квартиру.
И вдруг там у них стало происходить что-то непонятное: сначала голоса — одни возмущенные, другие сосредоточенные и злые одновременно, потом возмущенные голоса стали испуганными, вскрикнул Вадик очень по-женски, и все это вместе с шумом падающих предметов.
А потом случилось такое, что я на время потеряла способность двигаться. Хорошо, что это было недолго и сразу вместо этого я стала способна на то, на что в нормальной обстановке никто бы ни за что меня не заставил сделать.
Из комнаты доносился приглушенный, но нехороший шум. То, что он нехороший, чувствовалось по испуганным и по злым вскрикам, по какой-то возне, по отдельным фразам, непонятным и бессмысленным, когда не видишь, что происходит: «Что вы делаете?! Молчи (и дальше нецензурный эпитет)… Прекратите!.. Заткни ему (снова такое выражение)… Сейчас же убери руки, ты не видишь, кого схватил?!» Удары, стоны. Снова появился свет — приоткрылась входная дверь, кто-то выскочил, и сразу захлопнулась.
Тут я увидела, как какая-то темная масса движется по комнате, приближается к балкону, ко мне. Я отскочила от его двери, села, сжавшись в комочек, прижалась к стене в углу балкона.
«Темной массой» оказались двое тяжело дышавших людей.
Они, прижимаясь друг к другу, вылезли на балкон, с трудом протиснувшись в дверь. Они вынесли какой-то мешок.
— Давай, — сказал один из них, и они положили мешок на перила и сразу столкнули его. Через несколько секунд я услышала, как внизу этот мешок глухо шлепнулся о землю. — Давай, следующего, — сказал тот же голос, и на балконе появились еще двое и тоже с мешком.
Первые отошли в сторону, хорошо, что не в мою. И эта вторая пара сделала тоже самое. И вот, когда второй мешок, мягко хлопнув, тоже упал, я вдруг поняла, что это были за мешки — это были люди!
— Все, уходим, — сказал один.
На балконе, кроме меня, было еще четыре человека. Они уже собрались выходить, один даже вышел, был в комнате, как вдруг кто-то из троих оставшихся спросил:
— А это что такое? — И он указал в мою сторону, на меня.
Я не «что-то такое», я — это я — одушевленный предмет, точнее, существо, еще точнее, человек, а правильнее всего — женщина. И мне не только как женщине, но и даже как человеку, да пусть бы и просто как существу, мне все равно хочется жить, а я представила, что сейчас будет, я поняла, что может случиться со свидетелем такой вот сцены.
Я не стала ждать, когда они догадаются, «что это такое» там в углу балкона. Точнее, не я, а кто-то другой, кто руководит мной в таких вот ситуациях, потому что сама бы я на такое никогда не решилась — я вскочила на ноги, схватившись руками за перила, перелезла, правильнее даже — перескочила через них, потому что это так быстро у меня получилось, что я сама не заметила, как оказалась на противоположной стороне балкона, на карнизе, и если принять во внимание, что каждый этаж в этом доме гораздо выше, чем в современных панельных домах, то по тем меркам это примерно этаж десятый, а то и двенадцатый. Хорошо, что внизу подо мной не светилось ни одного фонаря и земли не было видно, а была только черная густая пустота, как черный натянутый брезент, а то бы даже и от страха не решилась на такое.
