Больше они ничего не сказали, настроение допрашивать меня у них, видимо, прошло.
В это время Жека-носорог затормозил на светофоре.
Машин вокруг было много: и перед нами, и по бокам, и сзади остановились машины.
Я не всегда знаю, но сейчас я знала, что мне нужно — мне не нужно ехать с ними, и у меня был только один способ от них отделаться.
Один мой знакомый как-то обо мне сказал, что мой голос — это высокочастотное акустическое оружие. Нет, когда я говорю нормально, он у меня самый обычный, но при желании он может стать именно таким, как сказал этот мой знакомый.
Я завизжала. Завизжала так, как я умею, не скрывая ни капельки возможностей своих связок.
Тот, который сидел рядом, даже пригнулся и зажмурил глаза как будто внутри машины взорвалась бомба, а не про" сто закричала испуганная женщина. Хотя, может, я и не была настолько испугана, но все равно.
А потом они с трех сторон набросились на меня, им очень хотелось, чтобы этот визг прекратился. Но не так просто было это сделать: двоим мешали спинки сидений, а я сама отбивалась от них, как дикая сиамская кошка (позже оказалось, что у меня сломался один ноготь, когда я вцепилась в кого-то из них, — и я им этого не прощу так просто), и визжала.
Один попытался закрыть мне рот рукой — я укусила его так, что он тоже, наверное, закричал, только это не точно, потому что трудно судить, кричит кто-то или нет, когда рядом кричу я.
И вот получилось то, чего я и добивалась: сначала из одной машины рядом вышел мужчина (такие иногда встречаются, которые заступаются за женщин, на это я и рассчитывала), он дернул за ручку двери «Волги». Потом вылезли из своих машин еще несколько человек. И все они начали благородно возмущаться и вытаскивать этих, в машине которых я сидела.
Теперь и мне стало нетрудно выскочить из машины. И я, конечно, из нее выскочила, решив не дожидаться, что кто-то подаст мне руку и поможет выйти.
Я пробежала мимо стоявших на светофоре других машин — хоть и загорелся уже зеленый свет, но они стояли, и получилась даже небольшая пробка — проскочила тротуар и забежала за угол ближайшего дома.
Уже шагом, но быстро, иногда чуть пробегая, я обошла дом вокруг и, прячась за кустами, посмотрела, что происходит на дороге.
Машины уже начали разъезжаться, потому что больше ничего интересного не происходило, тем более их разгонял милиционер в форме ДПС. Он же и не отпускал тех троих из «Волги». Но только я знала, что их долго не станут задерживать: они скажут, что кто-то из них поссорился со своей женой, и поедут дальше. Но для меня главное, что дальше, они поедут уже без меня.
Я повернулась и пошла во дворы. Метров через двести, я знала, проходит параллельная улица. Я вышла на нее, поймала частника и поехала обратно к себе домой, за своей машиной. Хорошо сумочка у меня с длинным ремешком и висела на плече, она осталась со мной. А потом, когда уже подъезжала к дому, я и увидела, что у меня сломался один ноготь, и очень расстроилась и обозлилась, и я уже говорила, что прощу им этот ноготь не раньше, чем он у меня; снова отрастет.
* * *
Я поехала в свой магазин, но только не для того, чтобы работать — нет, я чувствую, какое-то время Леночке придется полностью заменить меня, но она в курсе всего, и она справится, тем более сейчас не сезон, как я уже говорила, и: многие наши клиенты, да и партнеры, отдыхают где-нибудь у теплых морей, а не ездят по магазинам.
…Вот и мне бы сейчас отдыхать где-нибудь, у какого-нибудь теплого моря, купаться, бегать по песку, и загорать, и получать удовольствие от того, как на тебя смотрят мужчины, и немножко ревновать, когда Сережка смотрит на какую-нибудь девушку или какая-нибудь девушка на него. Но немного ревновать — это нормально и даже хорошо и правильно.
Я приехала в магазин, затащила Леночку в наш кабинет и закрыла дверь.
— Мне нужно кое-что узнать у тебя, ты ведь все знаешь, — Не преувеличивай, всего не знает никто, — сказала Леночка, не скромничая.
— Не философствуй. Кто такая Мишель?
— Мишель?! Ну ты меня удивила. Да ее любой ребенок знает.
— Я не ребенок, поэтому мне простительно.
