- Это вызвано тем, что сухожилие сократилось, - удрученно пояснил доктор. - Такое бывает, когда рука долго бездействует.
- Можно ли что-то сделать с этим? - робко спросила я.
- Да. Вполне вероятно, что можно. Надо сделать вытяжение сустава, мадам, и надрезать сухожилие. Однако это весьма болезненно и…
Александр прервал д’Арбалестье:
- Я должен стрелять, господин доктор, должен держать шпагу и скакать верхом, а для всех этих занятий мне нужны обе руки.
- Я понимаю, однако…
- Я слышал ваши слова. Я вытерплю боль. - Герцог даже усмехнулся: - Думаю, вы позволите мне выпить перед процедурой пол-бутылки коньяка, чтобы стать менее чувствительным. И потом, вряд ли это будет болезненнее, чем то, что со мной уже было.
- Но рана еще слишком свежа, - возразил д’Арбалестье.
- Неважно. У меня очень мало времени, мэтр.
- Вы зря торопитесь, господин герцог, ибо спешка отнюдь не означает, что вы мгновенно обретете здоровую руку. Если я соглашусь и сделаю эту операцию, это вовсе не значит, что вы будете сразу исцелены. Вам еще дней десять придется походить с перевязкой.
Я решительно вмешалась:
- Но зачем это делать немедленно, Александр? Почему бы не подождать? Как сказал доктор, за один миг ничего не получится, и я полагаю…
Александр мягко остановил меня:
- Боюсь, моя дорогая, что потом наступят слишком горячие времена, чтоб я мог думать о лекарях и операциях. Рука тем временем и усохнуть может. Нет, я настаиваю, чтобы все было сделано в ближайшее время, пока англичане не привезли в Бретань пушки и оружие.
Д’Арбалестье развел руками:
- Что ж, если вы упорствуете…
Александр резко произнес:
- Я желал бы, чтоб вы взялись за дело уже на следующей неделе.
Было понятно, что от своего он не отступится. Я вздохнула, сознавая, что никакая сила не сможет удержать его дома. Его звали бои, походы, отстаивание попранных прав короля - словом, то, что называется долгом чести. Я к этому привыкла и больше не протестовала.
- У вас упрямый супруг, мадам, - сказал доктор мне напоследок. - И все же попробуйте еще раз поговорить с ним. Операция, когда рана слишком свежа… Убедите его, что следует быть благоразумным.
Я покачала головой, печально улыбаясь.
- Что вы, господин доктор. Благоразумие? Такого слова ни один дю Шатлэ не знает.
Когда д’Арбалестье ушел, Александр, прежде чем я успела раскрыть рот, притянул меня здоровой рукой к себе и сказал - без видимой связи с предыдущим:
- Жаль, что мы как-то мало общались с детьми. Но, может быть, еще не поздно?
- В каком смысле? - спросила я озадаченно.
- Давайте-ка проведем время вместе, до того, как мятеж вспыхнет вовсю. Осень в этом году так хороша. Побродим по лесу, устроим пикник на побережье, у какого-нибудь живописного мыса…
Я была рада этому предложению:
- Вы плюс я, Филипп плюс девочки? Никогда вы не придумывали ничего более замечательного!
- Рад, что вам понравилось. Да и дети… пусть они запомнят, до чего здорово жить в дружной, счастливой семье. Они видели меня раненным, это тягостное зрелище, теперь надо развеселить их немного.
- Вос-хи-ти-тель-но, - шепнула я, потершись носом об его щеку.
Он прижал мою голову к груди.
- Вам хочется остаться? Скажите правду, Сюзанна, не лукавьте.
Я видела, что он штурмует меня самыми разными способами. Может быть, мне следовало продемонстрировать твердость и независимость. Я бы больше уважала себя.
Но я не могла. Не находила сил для твердости. Я уже трусила перед одиночеством. Я поддавалась на уговоры… Пожалуй, сильное чувство к Александру было тому причиной. И мне так хотелось быть счастливой. Где же, если по правде, может быть счастье, как не рядом с ним? Черт возьми, я просто не имею мужества быть одинокой!
- Ответьте же, - настаивал он. - Вы хотите остаться?
Я пробормотала:
- Вы, конечно, возгордитесь… но, если честно, скорее да, чем нет.
