На грани…
Между…
Где нет привычных определений, нет материи… Нет космоса…
Но Зинтара продолжала ощущать себя. Она не могла сопротивляться, не могла шевелиться в привычном смысле. Только мысли текли. Без времени. Они плыли и перетекали, образуя неясные образы, которые таяли, как только она начинала сосредотачиваться на них.
Рубка почти не изменилась. Изменились находящиеся в ней люди. Теперь они светились, точно были отлиты из плазмы, из кожи вырывались лучи или неизвестный свет входил в поры…
А затем пришло обычное зрение. Всеволод сидел за пультами и держал штурвал. Рэтт по-прежнему, вцепившись в люк, стоял у входа. Зинтара ощутила, как грудь начала болеть меньше прежнего. Вернее, девушка совсем перестала чувствовать тело. Но стоило подумать об ощущениях, вспомнить тактильные навыки, как они вновь вернулись.
У Странницы не было слов. Она знала, что ирреальный космос – это смерть. Зона между подпространством и привычной Вселенной – неизведанная пустота, в которой невозможно существовать. Это не пространство и не подпространство. Это нечто, куда уходят безвозвратно корабли, неудачно вошедшие в космические туннели.
Всеволод тяжело встал и молча направился в сторону своей каюты. Зинтара оторопело молчала. Она никогда не была истеричкой, но сейчас больше всего на свете ей хотелось вцепиться в гиганта, визжать, бить ногами и царапать ему лицо, что есть мочи.
Рэтт без сил упал в капитанское кресло и тупо уставился в мониторы, на которых зияла бесконечна пустота. Сирены перестали выть, сигнальные огни погасли. По всем законам космических полетов они должны были стать мертвецами.
Но если это и была смерть, то очень странная. Зинтара отчетливо понимала, что продолжает мыслить. Причем… ощущение начинало ей неумолимо что-то напоминать. То, что она почти забыла в мире материи. То, что она пыталась запомнить, приходя каждый раз в реальность.
– Твою мать! – протяжно завывая, выдавил Рэтт.
Он все пытался оживить навигационные приборы, старался выйти на связь, понять, в каком квадранте космоса они оказались.
– Мы в «нигде», – спокойно прокомментировала Зинтара и уселась прямо на пол напротив кресла Рэтта.
– Что? – контрабандист все еще пытался реанимировать пульт управления, дергал штурвал, беспрерывно отсылал сигналы SOS во всех возможных диапазонах.
– Оборудование не сломано. Просто мы оказались в «нигде», – повторила девушка и устало провела рукой по лицу.
Кровь куда-то пропала и она ощутила под пальцами идеально гладкую, бархатистую кожу, точно у младенца.
Рэтт, наконец, оторвался от приборов и повернулся к девушке. На его лице читалась растерянность, плавно переходящая в недоумение и испуг.
– Ты… – Рэтт растерянно потыкал пальцем в сторону девушки.
Зинтара удивленно покосилась на себя. Она оказалась одетой в серо-серебристый хитон, который часто любила носить в школе на Силирии. Синяки, кровь и ссадины исчезли. Вместо этого кожа выглядела свежей и загорелой. А волосы… На плечи ниспадало настоящее золото волос – Aurum. Ногти на руках и ногах приобрели свой истинный силирийский золотой оттенок.
Прежним остался только земной рост. Стань она, как и прежде, ростом в два с лишним земных метра, пространства каюты ей бы едва хватило.
Рэтт с удивлением перевел взгляд с девушки на протянутую к ней свою руку. Его ногти так же едва заметно, но гораздо меньше, чем у Странницы, отдавали золотом.
– Что это значит? – недовольно буркнул контрабандист и попытался опять запустить компьютер перехватчика.
На экране побежали непонятные символы. Голосовой модуль корабля хранил абсолютное молчание.
– Тетра, где мы оказались? – произнес Рэтт твердо, обращаясь к искусственному интеллекту корабля.
На экране бежали странные, не поддающиеся дешифровке, символы. Корабль хранил молчание. Все лампы и экраны перехватчика едва различимо мерцали.
Зинтара осторожно поднялась – ощущение тела было очень странным – и подошла к центральному пульту, попыталась приглядеться к символам. Они продолжали бежать, образуя ряды строк с непонятными значками.
– Як Всеволоду! – грозно отчеканил Рэтт, сдвинул брови и пружинистой походкой направился в сторону кают.
