Дамы и девицы растерянно молчали, клирик благословил притихший птичник и ушел, подметая древние плиты черным одеянием. Громко и неожиданно зазвонил колокол, из-за каплицы вышел кот, глянул на примолкших людей и удалился, с крыши бывшего храма взметнулась стайка воробьев, и Луизе внезапно захотелось убраться подальше от этих залитых солнцем стен.
– Те, кто переживет эту зиму, будут жить долго, – не к месту пробормотала графиня Рокслей.
Ей никто не ответил.
3
Королева появилась, когда молчание стало невыносимым. Катарина Ариго была бледна, глаза ее покраснели, она медленно прошла мимо баронессы Заль и герцогини Колиньяр, остановилась, подняла лицо к небу.
– Как тепло, – сообщила она прерывающимся голоском.
– О да, ваше величество, – подтвердила Урсула Колиньяр.
Катарина дернулась, словно в нее всадили иголку. И зачем старалась? На площадке у каплицы не было ни одного мужчины.
– Герцогиня… Прикажите собрать… мои четки… Я… Мы их разорвали.
Выходит, мы рыдали на самом деле? Рыдали и рвали четки? Может, и головкой об пол побились, хотя нет, не похоже, прическа волосок к волоску. А глазки можно и лучком натереть…
– Госпожа Арамона.
– Да, ваше величество.
– Я обопрусь о вашу руку.
Неужто из всех придворных дам она одна похожа на кавалера? Ну нет, это не у нее усы растут, а у старухи Стамм.
– Я счастлива служить вашему величеству.
Не служить и не величеству, но об этом знать не обязательно.
– Мы немного погуляем по Нохе.
– Сегодня прекрасный день, ваше величество…
– Луиза… Я ведь могу называть вас Луиза?
А вот это уже интересно. Уж не собралась ли Катарина Ариго вытрясти из новоявленной придворной дамы душу? Не выйдет, душа Луизы Арамоны отдана давным-давно и навсегда.
– Как угодно вашему величеству…
– Не говорите со мной так… Я так устала от этикета, от того, что остаюсь одна лишь в храме.
Устала? Попробуй спать одна, может, полегчает…
Луиза вздохнула, как могла сочувственно.
– Как тихо, – прошептала Катари.
Еще бы в монастыре не было тихо!
– О да…
– Я боюсь Ноху… Сколько здесь пролито крови… Она впитывается в здешние камни, а они требуют еще и еще. Мои братья… Когда я вижу Селину, я все время думаю об Иораме. Он мечтал встретить такую девушку – нежную, застенчивую, далекую от дворцовой грязи… Они могли бы быть счастливы.
– Брат вашего величества мог жениться лишь на знатной даме.
– Ах, оставьте, – пискнула Катарина. – Иорам был младшим в семье, он мог позволить себе полюбить, хватит и того, что… Но он мертв. Проклятый обычай! Почему мужчинам так нравится убивать друг друга?! Жизнь – это чудо, но они этого не понимают… Мы, женщины, дарим жизнь, и мы знаем ей цену.
Да, женщины знают цену жизни, это Катарина верно сказала, только она все равно врет. Змеюка не может обойти вниманием дуэнью Айрис Окделл, живущую в доме Рокэ Алвы, вот и лезет в душу. Какой матери не лестно слушать, что ее дочь могла войти в королевскую семью, но Иорам мертв и уже ни на ком не женится. И хорошо. Чем меньше Ариго, тем лучше.
– Как вы правы, – шмыгнула носом Луиза и, пересилив себя, добавила: – Я недавно потеряла маленькую дочь…
– Сколько ей было? – быстро спросила Катари.
Пусть думает, что она расчувствовалась, разоткровенничалась, что ее можно брать голыми руками. Луиза еще раз шмыгнула носом и постаралась представить Циллу. Это сработало, на глаза навернулись настоящие слезы.
Пальчики королевы сжались на руке Луизы.
– У каждого из нас своя беда. Ваша девочка, мои братья… Они сейчас в Рассвете.
– Ваше величество так добры.
– Я желаю Селине выйти замуж по любви, только по любви… И уехать отсюда! – выкрикнула Катарина. – К морю, в горы, в лес, в пустыню… Куда угодно, но вон из этого города!
– Селина не захочет оставлять, – Луиза запнулась, словно натолкнувшись на невидимый забор, а потом прошипела: – …вас.
– И я не хочу с ней расставаться, – заверила королева, – с ней, с вами, Луиза. Сначала я была рада видеть рядом сестру Ричарда Окделла, но Айрис… Айрис такая странная, ее трудно любить.
Может, Айри и странная, но она не дура. Тебя, твое писклявое величество, девчонка раскусила. Другое дело, что такие вещи держат при себе, а Айрис машет ненавистью, как разозлившаяся кошка хвостом. И ведь не уймешь!
