Вицу с Балажем давно унесли, у башни Матяша догорал последний костер, валялись пустые бочонки, перевернутые котлы, разбитые кружки, а на помосте для музыкантов вертела головой сорока, за которой наблюдала кухонная кошка. Сорок Матильда терпеть не могла – сплетницы, воровки и вообще бабы! Принцесса оглянулась по сторонам в поисках палки или камня, приметила откатившуюся в сторону кружку-шутиху, бросила в огонь, отошла. Кружка лопнула, выплюнув сноп оранжевых искр, сорока, издав возмущенный стрекот, убралась, кошка с укоризной глянула на испортившую охоту дуру и шмыгнула в подвал. Двор залила вязкая тошнотворная тишина. Вот и повеселились, твою кавалерию!
Делать было совершенно нечего, самым умным казалось вернуться в спальню, хватить пару бокалов и уснуть, но Матильда побрела к хозяйственным дворам, где шевелились наиболее ретивые слуги. На душе было тошно. То ли от вчерашнего, то ли от того, что Робер уехал и один Леворукий знает, вернется ли. Что он там говорил про Альдо и про своих приятелей? Чтоб они его ждали? Внучек приедет, она из него вытрясет, куда это он наладился…
– Ах ты, старое брехло! Скот безрогий, в гробу я тебя видела, зенки твои бесстыжие…
Визгливый голос, без сомнения, принадлежал ключнице Шаре, а отчитывала она, разумеется, мужа. Надо полагать, за вчерашнее!
Матильда прислушалась. Ссоры между прислугой ее никогда не занимали, просто хотелось перебить пакостные мысли.
– Ну, чего уставился? – неистовствовала Шара. – Так я тебе и поверила!
– Говорю же, уехала она! – огрызнулся хриплый бас. Точно, Калман. – С гици уехала! Своими глазами видел!
– Сдурел, старый пень? Как она могла уехать!
– А я говорю, уехала, – настаивал Калман. – Я еще из ума не выжил, не то что некоторые.
– А кто ж тогда в церкви лежит? Аполка?!
– Не, Аполка в церкви лежать не может…
Матильда наподдала ногой подвернувшееся ведро и шагнула вперед. Супруги прервали перебранку и уставились на хозяйку.
– Так кто уехал с гици? – в упор спросила Матильда.
– Вица, – пробормотал Калман. – Вот лопнуть мне на этом самом месте, Вица! Видел прям как вот ее, – конюх ткнул пальцем в Шару. – Живая, здоровая, только зареванная. С Балажем своим погавкалась.
– И Робер ее взял?
– Упросила она его. Барич спервоначалу не хотел, потом взял…
– А как же она назад вернулась?
– Дак я и говорю, не возвращалась она, – выпалил Калман. – Солнце село, мост и подняли. Сами знаете, Золотая Ночь…
Да, в Золотую Ночь все за текучую воду, живой огонь да заговоренные травы прячутся. Не вернулся до заката, сиди за воротами до полуночи.
– Да врет он все, – сплюнула Шара. – Никуда она не ездила и ни с кем не ссорилась. Видела я ее, с подружками шушукалась, веселая… И то сказать, замуж брали!
И не кто-нибудь, а первый красавец Сакаци. Выходит, повариха права, а Калман просто хватил лишку?
– Калман, ты один их видел?
– Еще чего! – возмутился конюх. – Их и приворотник видал, и Янчи с Пиштой…
Хлопнула дверь, раздались шаги. Ласло Надь! Решение пришло само собой.
– Ласло!
– Хозяйка! – Глаза доезжачего запали, щеки покрывала щетина. О том, на что походила она, Матильда почла за благо не думать.
– Калман видел, как Вица уезжала с Робером, – Матильда говорила, а Ласло слушал так, словно не они вчера чуть было не перешли грань между госпожой и слугой. – И другие видели.
– Святой Матяш! – широкие плечи вздрогнули. – Быть такого не может!
– Не может, а было, – взъелся Калман. – Я еще из ума не выжил.
Ласло молчал, только на скулах перекатывались желваки.
– Ох, не к добру это, – завыла Шара, – как есть не к добру.
Надо думать… К добру люди не умирают и собаки не воют.
– Седлай коней, – рявкнула Матильда, – поднимай парней и свору возьми. Проедемся до Яблонь.
– Слушаю, хозяйка.
Почему она вспомнила агарисское кладбище?! Не вспоминала, не вспоминала и вдруг вспомнила?
3
Мать молчала, только смотрела широко раскрытыми черными глазами. Надо было о чем-то говорить, но Робера хватило только на то, чтоб опуститься на колени.
– Зачем ты вернулся? – Голос маркизы Эр-При звучал спокойно, но по щекам катились слезы. Как же она изменилась… Это не старость, это что-то более страшное. В Агарисе, в резиденции Эсперадора, висит святая Валерия