– Мы вернемся лишь для того, чтобы вновь попасть в плен, а в таком случае я, – красотка умудрялась глядеть сразу на Рокэ и Марселя, – предпочитаю остаться под вашим покровительством до конца всех войн.
– Тонкое решение, – заметил Алва. – Вы – мудрый политик, сударыня.
Сударыня хихикнула. Дура! Но красивая. Она была красивой, даже когда скакала по палубе «Пантеры», срывая с себя одежду. Абордажники тогда чуть не попадали… Разрубленный Змей, он когда-нибудь перешагнет тот проклятый день?!
– Поднимаю первый бокал за дам, – объявил Валме.
– Данной мне славным городом Фельпом властью объявляю каждый произнесенный в эту ночь тост первым, – добавил Рокэ, откровенно разглядывая липнущих к нему бордонок. Ворон знает, за чем пришел, и, ко всеобщему удовольствию, получит свое, а вот за каким змеем здесь оказался он сам?! Знал ведь, что Валме днюет и ночует на вилле, где разместили пленниц. Знал – и все равно потащился с талигойцами, вот теперь и имеет. Только ночи в обществе подруг Поликсены ему для полного счастья не хватало. Глупые, расфуфыренные кошки!
Как Поликсена оказалась среди них? Девочка, умирая, думала о своем адмирале и о сражении, а эти, с позволенья сказать, пантеры липнут к недавним врагам, как пиявки. Хорошо хоть старших бордонок держат отдельно, вида Зои он бы не вынес. Говорят, она ничего не ест, ее кормят насильно; отец после поражения тоже едва себя не уморил. Если б не Поликсена, Луиджи Джильди, возможно, и пожалел бы Зою Гастаки… Как капитан капитана.
– Герцог, – толстая Клелия браво опорожнила бокал, – вы нам споете?
– Спеть? – поднял бровь Алва. – Зачем?
– Марсель говорит, вы поете лучше его.
– Еще лучше, – уточнила одна из подружек.
– Спасибо, Ариадна, – Валме чмокнул девушку в щечку, та хихикнула.
Тоже мне воительницы, корнеты и канониры! Куртизанки… Самые обычные куртизанки – ни ума, ни совести, одна наглость да смазливые мордашки. Им нет дела до войны, они заняты своими делишками: тряпками, погоней за мужчинами, кокетством.
Поликсена была другой, священник бы сказал, что она не создана для этого мира, вот Создатель и открыл ей дверь в Рассвет. Может, и так, но от этого не легче.
– Вы споете? – не отставала толстушка.
– Клелия! – томно протянула София. – Не пей так много.
– Разрубленный Змей! – взвизгнула Клелия и выплеснула вино на скатерть. – Я морской офицер, а сегодня ночь святого Андия!
– Андий одной ногой ходит в святых, другой – в демонах, – заметил Алва, – а когда-то он был богом.
– Расскажите, – закатила глаза толстуха.
– Да, да, – прощебетали подружки, – расскажите. Как – демон?
Луиджи не понял, то ли нога Алвы случайно коснулась ножки Латоны, то ли Латона еще более случайно дотронулась до талигойца. Ворон улыбнулся:
– Женщин всегда демоны привлекали сильнее святых, за что им огромное спасибо.
– Разрубленный Змей, – закивала Клелия, давясь вином, – она и пила больше других, и пьянела быстрее, – не надо нам историй! Так вы споете?
– Нет.
– Тогда спою я, – Марсель залихватски подмигнул пьяненькой «пантерке», – где моя лютня?
Одна из девиц, не Ариадна, другая, куда-то вышла, пройдя мимо Алвы, хотя мимо Валме было ближе, и сразу же вернулась. С лютней. У талигойца есть лютня, есть любовница, а любви нет, и это его счастье.
Марсель тронул струны, с умным видом склонил голову к плечу, откашлялся.
– Прошу считать эти куплеты моим тостом. Луиджи, наполни бокалы, им время звенеть.
Наполнить бокалы он может. Он и выпить может, и он выпьет. Эти женщины ничем не хуже других, а идти все равно некуда. Разве что на «Акулу», но там только часовые, и они наверняка тоже пьют. Моряк, который сегодня не пьет, оскорбляет победу и погибших. Моряк, который сегодня не выпьет, утонет, это знают все.
Бокалы соприкоснулись, в воздухе повис тоненький звон, Клелия выхлебала все, остальные сделали по глотку, София потянулась за фруктами, то ли Латона обняла то ли Ариадну, но ее глаза обшаривали талигойского герцога. Валме взял несколько аккордов, сфальшивил, засмеялся, начал сначала. На этот раз пошло гладко.
Благодатное лето сменило весну, —
пел талигоец, хотя лето было на излете. —
