На налет Убивцу удалось подбить несколько человек, которых привлекала не столько месть, сколько уверения, что погреба в тереме набиты всякой снедью и добрым вином. Ну, а еще что девок староста губной подобрал, с которыми можно шибко хорошо повеселиться.
Два дня шумела, судила-рядила братва. Наконец порешила, когда и кто пойдет. И вот еще затемно девять человек отправились «проверять» старостины закрома…
— Куда ж весь народец из починка подевался? — спросил татарин, скользя подошвами по крутому склону.
— Да как всегда — после пьянки отдыхают, — хохотнул один из разбойников.
Потом тишину нарушало лишь кудахтанье кур, шелест деревьев да еще коровье мычание.
— Что-то не нравится мне все это, — подозрительно произнес татарин.
— Не зуди, — отмахнулся Убивец.
Ватага неторопливо спустилась по склону и подошла к воротам терема. Убивец застучал рукояткой топора по дереву, потом посмотрел в щель. Мужичонка, гревшийся на солнышке, увидев гостей, бросился было в дом, но застыл на пороге.
— Стой, заячья душа! — крикнул Евлампий. — Не то хуже будет! Открывай ворота!
— А кто ж ты будешь, мил человек? — храбрясь, по мнению разбойников, совершенно излишне, крикнул мужичонка.
— Разбойники мы, понял? Открывай, не то живьем кожу сдеру! Чего молчишь? Открывай!
Мужичонка, испуганно зыркнув глазами, кинулся в терем.
— Давай, — кивнул Убивец.
Один из лиходеев встал на плечи другому, перемахнул через частокол, отодвинул засов и распахнул ворота. Братва с гвалтом и шумом повалила во двор, который оказался почти пустым. И это было странным, ведь обычно дворы, где проживали бояре, застраивались амбарами, кладовыми, сараями, помещениями для слуг, и там всегда толпился народ, гулял скот и домашняя птица.
Сзади послышался женский визг.
— Отпусти, ирод!
— Тихо, девка!
Гришка, стоявший у частокола, обернулся и увидел, как Татарин, шибко охочий до баб, высадил дверь, вломился в избу и вытащил оттуда яростно отбивавшуюся девчушку. Хан сумел схватить ее за волосы и со смехом встряхнул, как мешок. Тут Гришка смог рассмотреть ее полное, красивое, красное от ярости лицо. У него все оборвалось внутри, когда он представил, что сделают его дружки с этой девахой. В лучшем случае — снасильничают и отпустят на все четыре стороны. В худшем…
— Мая-я будэт. Эх, деваха, заживем! — заулыбался татарин, обнажая рот с гнилыми, редкими зубами. — Хараша деваха, никому не дам.
Он отвесил ей звонкую оплеуху и потащил к терему, чтобы не опоздать к грабежу.
Тем временем Евлампий колотил ногой по крепкой двери, крича во все горло:
— Открывай, леший тебя задери! Сейчас дом запалю!..
— Ладно, — донесся из-за двери глухой голос. — Только чтоб меня и дворню не забижать.
— Не боись, не обидим.
На миг гвалт замер, дверь со скрипом стала отворяться. Один из лиходеев, Егорка Рваный, проворно кинулся вперед и ухватился за нее обеими руками.
— Ну, сейчас отведу душу на этой колоде старой, так его растак! — прошипел он и дернул дверь на себя.
Были у Егорки планы, как получше отвести душу, и плохо пришлось бы обитателям дома, поскольку душа эта давно очерствела, и способен её хозяин был на дела кровавые и подлые. Но намерениям его не суждено было сбыться.
Что-то сильно грохнуло, и над починком прокатился раскат, вспугнув с деревьев воронью стаю. Егорка упал на землю, держась пальцами за грудь, силясь что-то сказать. Но не смог — смерть взяла его быстро, вошла через пробитую тяжелой пулей из винтовой пищали грудь. Жизнь — копейка, судьба — злодейка. Не было ему еще и тридцати, мало видел он в жизни хорошего, дольше прожить и не надеялся. И на мертвом лице его застыло удивление и… облегчение.
А тем временем из терема посыпались стрельцы, вооруженные саблями да пиками, а иные и пистолями, одетые в красные кафтаны и в неизменных стрелецких шапках — предмете воинской гордости. Огромный, толстый бугай был у них за старшего, выкрикивая тонким голосом команды. Хоть и валили служивые беспорядочной толпой, но им удалось быстро взять разбойников в клещи с двух сторон и отрезать пути к отступлению.
— Прочь с дороги! — диким медведем взревел Убивец и, подняв свой огромный топор, ударил обухом первого же из подбежавших к нему.