На проводы Лосева собрались все ветераны-разведчики. По такому случаю старшина расщедрился и выдал «авансом» из своего неприкосновенного запаса необходимую для проводов норму вина.
Как всегда при таких расставаниях, было шумно. Перебивая друг друга, вспоминали совместные бои и походы, живых и погибших. Глядя на уезжающих, и я вспомнил, как в мастерскую, где в первые дни войны работали я и Саша Сенчук, пришли три Николая и Алексей, как Мотовилин учил нас, еще не обстрелянных разведчиков, азбуке военного дела.
— До сих пор не могу забыть Сашу Сенчука, — сказал я Радышевцеву.
— А Рябова и Даманова? Лосев! Коля Лосев! Помнишь ты своих тезок? — кричал Радышевцев Лосеву.
Лосев опустил голову, потом тряхнул ею, точно пытался отогнать какую-то невеселую, думу. Он вышел из-за стола, снял со стены гитару и поднял руку, требуя внимания.
— Помню ли я своих тезок? — глухо спросил он Радышевцева. — Ну слушай, Алексей! Всем слушать…
Медленно перебирая пальцами по струнам, Лосев заиграл знакомый мотив и вдруг запел никогда до этого не слышанную нами песню о себе и своих друзьях:
Жили-служили три друга,
Пой песню, пой!
Рябов, Даманов и Лосев,
Не разольешь их водой.
Певец был явно не в ладах с рифмой и ритмом. Но это нисколько его не смущало. Он вел бесхитростный и правдивый рассказ:
Звали их всех Николаями,
Пой песню, пой!
Первый погиб в первом бою,
А через год — другой…
Лицо Николая Лосева исказилось болью. Будто только сейчас он ощутил горечь давних потерь и скорого расставания со своими товарищами. Всем хотелось его остановить, но никто не решался прервать певца.
Третий прощается с вами, друзья…
— Брось, Коля! — крикнул Степан Мотовилин и вырвал из рук Лосева гитару. — Ребята скоро в бой пойдут. Тебя на большие дела провожают, а ты?..
— А я хочу, Степан, чтобы никто никогда не забывал наше братство. Верно я говорю?
— Верно! — поддержал его Радышевцев.
Веселье возобновилось.
Проводили Лосева до пирса. Мотобот, принявший его на борт, ушел в Мурманск, а мы, неожиданно притихшие, возвращались домой. И тут Радышевцев сказал нам:
— Мне тоже скоро придется с вами распрощаться. Я торпедист, дело свое не забыл.
— Алеша, с чего это вдруг? Какая муха тебя укусила?
Но Радышевцев, видимо, не хотел на эту тему распространяться:
— Душа не лежит. А без души — какая служба в разведке?
Через несколько дней мы проводили Радышевцева, а вскоре еще один случай всполошил разведчиков: Черняев, ловкий, разбитной моряк, продал на толкучке часы из трофейного имущества отряда.
Я узнал о проступке Черняева перед первым походом к Варангер-фьорду. И хотя Черняев был включен в группу десантников и уже собрался в дорогу, я, скрепя сердце, применил к нему ту степень наказания, которая намного тяжелее, чем наряд вне очереди или лишение увольнительного отпуска в город. Разведчики считали ее равносильной списанию на берег.
— Старший матрос Черняев! — объявил я перед строем, когда группа десантников уже готова была следовать к пирсу, где нас ждал катер.
Черняев шагнул вперед.
— За присвоение трофейного имущества лишаю вас права участвовать в операции. Сдайте старшине рюкзак, оружие, боеприпасы.
Мы ушли в поход, а Черняев, зная, что его проступок не останется безнаказанным, стал жаловаться оставшимся разведчикам на свою судьбу и на то, что вообще «к нашему брату» придираются по пустякам. Он встретил сочувствие со стороны таких разведчиков, как Поляков и Бызов.
— Ну, продал часы, черт бы их побрал! — возмущался Черняев, обращаясь к своим дружкам в присутствии других разведчиков — Ну, малость выпил! Так мы ведь, братцы, жизнью рискуем! На волосок от смерти ходим. Неужели на базе не можем чуток повеселиться?
— Ерунда, конечно! — соглашался с ним Бызов. — Что наша жизнь? Как в той арии: «Сегодня ты, а завтра я…»
Ухарь Поляков похлопывал Черняева по плечу:
— Не кручинься, Чернявка! Гляди орлом! А что нам, разведчикам-орлам? День работам — два гулям! Так было, так всегда будет!
Многие считали эти разговоры пустой болтовней и не давали отпора «орлам». Вскоре мы за это крепко поплатились.
Находясь по увольнительным запискам в городе, Бызов, Поляков и Черняев выпили для храбрости и недалеко от здания Дома офицеров затеяли спор с какими-то гражданскими лицами. Вызвали комендантский патруль. К Дому офицеров в это время подходила еще одна группа разведчиков. Еще издали, завидев высокого Лысенко, Бызов вырвался из рук патрулей и крикнул:
